У нашей правительственной команды с самого начала было несколько базовых идей о том, как организовать работу.
Мы были готовы к тому, что придется принимать непопулярные решения, и пришли к выводу, что нам одновременно надо иметь в запасе дублирующий состав министров, чтобы каждая фигура в кабинете была легко заменимой и отставка одного не приводила к отставке всего правительства. Эта искренняя установка так никогда и не была реализована.
Изначальный настрой на свой круг, командная психология заранее ограничивали наши возможности общения и сотрудничества с коллегами, создали нам трудности в решении кадровых проблем и в конечном счете, как я сейчас понимаю, повредили делу. Когда Горбачев стал упрекать правительство в сектантстве, в его словах был свой резон, как бы обидно это для нас ни звучало.
Мы предприняли несколько попыток привлечь к сотрудничеству мир хозяйственников и экономистов — через создание комитета предпринимательства, научно-экспертного совета. Но наши попытки не носили настойчивого характера и не свидетельствовали о том, что правительство испытывает ярко выраженную потребность в таких контактах и консультациях, в опоре на мнение «прошлых», как нам казалось, людей. Теперь я понимаю, что это была серьезная ошибка.
Мы долгое время избегали каждодневного общения с областями, краями, республиками даже в традиционной советской форме — ведь, например, в советское время председатели Совета министров республики входили в состав правительства. Был шанс на совместную работу, а мы им пренебрегли. Почему? Причин было много.
Одна их них состоит в том, что, к сожалению, нам не был присущ метод убеждения, завоевывания единомышленников, создания атмосферы сотрудничества. Упование на то, что наши решения должны чудодейственным образом реализовываться на практике, было абсолютно неоправданным.
Умом мы понимали, что аппарат исполнительной власти в министерствах и ведомствах нуждался в специальном внимании с нашей стороны, в особом объяснительном общении. Мы отказались от чисток, от преследований за инакомыслие в недрах чиновничества, но не сделали ничего для того, чтобы завоевать его, перевербовать, переобучить, побудить выполнять свои обязанности в новых условиях, обеспечить какой-то нестандартный контроль с нашей стороны.
Другой из ошибок была неправильная линия в отношении Верховного Совета. Мы как-то сразу разделили его на несколько частей: вот есть коалиция реформ (убежденные демократы), которая считала это правительство своим, а его программу бесспорной, а с другой стороны — безнадежные реакционеры, реваншисты, с которыми и разговаривать не стоит.
И наконец, мы не сумели создать подходящую систему информационно-пропагандистского обеспечения реформ, даже не приступили к ее созданию. Если бы имели обратную связь и не цеплялись за свой реформаторский догматизм, если бы наша социальная чувствительность не была утрачена, то мы облегчили бы себе реформаторскую работу процентов на пятьдесят. Прошлая хозяйственная система разрушилась, оставив в умах людей вакуум, а мы не заполнили его ответом на вопрос, как человек практически должен действовать, чтобы жить лучше, зарабатывать больше. Мы оставили людей с этим выбором один на один. От нас требовалось убедить людей в том, что реформы необходимы и неизбежны, и заинтересовать людей в их реализации, в конкретном участии в деле. У меня такое впечатление, что ни первая, ни вторая задача не решались и не решаются до сих пор.
Отношения правительства и депутатов не сложились с самого начала. Главная причина, почему кабинет реформ до бесконечности раздражал депутатов, состояла в том, что все депутаты неожиданно обнаружили, что породили правительство, в котором лоббирование их районных, уездных, отраслевых интересов оказалось совершенно невозможным. Такой поворот дела стал для них шоком.
Депутаты впервые увидели руководителей, которые не готовы были принимать во внимание их депутатское право выбивать, «проталкивать» правительственные решения в пользу их территории, их отрасли, их завода. До нас эту депутатскую прихоть правдами и неправдами обслуживали все правительства, зачастую во вред общему делу. А наш кабинет сразу поставил депутатов на место, дав им понять, что не собирается удовлетворять их стремление отстаивать местнические интересы любой ценой. Лишь сегодня я понимаю, что это обстоятельство было мощным фактором, сплотившим большинство депутатов в ряды оппозиции к правительству.
Второе обстоятельство заключалось в том, что Ельцин быстро и многосторонне дистанцировался от Верховного Совета и мы стремительно начали утрачивать психологический контакт даже с теми депутатами, которые в свое время были активными сторонниками Бориса Николаевича. Ощущение своей команды обязан поддерживать среди сторонников любой дальновидный политик, а этого не было.
Поддержка своих выразилась в том, что кое-кто из депутатов был внедрен в исполнительную власть. Первое время практика перетаскивания депутатов в исполнительные структуры не выглядела столь опасной. Но впоследствии выяснилось: все выглядело так, как будто президент делит депутатов на категории. И раздражение парламентариев разрослось еще больше. Либерализация цен