Получить на переговорах с Дудаевым реальные гарантии выполнения им наших соглашений было невозможно, да и настаивать на них было бессмысленно. Через короткое время Дудаев от наших договоренностей в одностороннем порядке отказался и разогнал Временный высший совет. Власть полностью перешла к нему и к возглавляемому им Объединенному конгрессу чеченского народа.
Задним числом можно утверждать, что идею Временного совета Дудаев использовал для передышки, концентрации сил в целях захвата власти и для последующего проведения выборов под дулом автомата. Но все сложнее…
Сегодня я понимаю, что большой ошибкой было предоставлять Временный высший совет самому себе. Необходимо было обеспечить ему ненавязчивое федеральное опекунство. В отсутствии внимания со стороны Москвы в нем очень быстро обнажились несогласия, противоречия, разные подходы к решению проблем.
К тому же, в Москве была предпринята попытка ввести в Чечне чрезвычайное положение… Попытка продемонстрировать силу вызвала справедливое несогласие со стороны значительной части Временного высшего совета, а Дудаеву предоставила прекрасный шанс и моральные основания для окончательного перехвата всей полноты власти. После объявления о введении чрезвычайного положения он провозгласил всеобщую мобилизацию и вооружение народа. Оружие растеклось по республике.
Каким образом в руки Дудаева и его сторонников попало столько оружия, а также тяжелые вооружения и бронетехника?
Осенью 1991 года еще существовал Советский Союз, у власти находился президент СССР Михаил Горбачев, а армия была единой и советской, а не российской. Министром обороны СССР был маршал Евгений Шапошников. Впрочем, стоит отметить, что после августа 1991 года голос России, голос Ельцина имел решающее значение практически во всех ключевых государственных делах.
Вопрос о состоянии вооруженных сил, об их разделе встал непосредственно после заключения Беловежских соглашений. Как быть с армейскими подразделениями, дислоцированными в Чечне, с расположенными там складами оружия — этой проблемой занималось непосредственно руководство Союза и союзное министерство обороны, но с прямым участием Ельцина. И, естественно, Грачева.
Какой именно государственный орган вырабатывал решение о передаче оружия? Были ли обнародованные записки Шапошникова и Грачева лишь действиями во исполнение принятых решений? На этот вопрос мне трудно ответить. В ту пору — осень 1991 — я был государственным секретарем и первым вице-премьером правительства, но у нас в президентских структурах сложилось определенное разделение труда. Правительство отвечало за хозяйственные и социальные вопросы. А министерство иностранных дел, агентство федеральной безопасности, министерство обороны, министерство внутренних дел и внешняя разведка находились в непосредственном ведении президента.
К сожалению, я не имею достаточной информации о том, что предполагалось сделать с оружием, находившимся в Чечне. Думаю, что и у президента не было на этот счет исчерпывающей информации. Уже тогда складывалась ситуация, при которой информация о положении дел с военной техникой, кадровым составом вооруженных сил становилась как бы собственностью военного ведомства. Нашим уделом было недоумение. Скажем, поведение некоторых армейских объединений Закавказского военного округа, действия вооруженных сил в Карабахе порой ставили нас просто в тупик. Эта неопределенность была кому-то явно выгодна — не исключаю, что тем же военным.
Поначалу размещенные в Чечне воинские части находились в стороне от внутричеченских событий. После беловежских соглашений вопрос о дальнейшей судьбе Советской армии на территории России решался на уровне кремлевского руководства. И я помню, что интонация обсуждения проблемы была вполне достойной: во-первых, уберечь людей, во-вторых, технику, в-третьих, не допустить расползания оружия. Но решения, принятые под знаком благих намерений, на деле зачастую оборачивались некомпетентностью, а то и заинтересованностью в прямо противоположном.
На мой взгляд, обстоятельства передачи оружия режиму Дудаева смогли бы прояснить два президента — Горбачев и Ельцин и два министра обороны — Шапошников и Грачев. Но скорее всего, попытка пролить свет на эту историю выльется в поиск персонального виновника, на которого можно будет свалить все: и трехгодичную бездеятельность, и ввод войск, и разгоревшуюся в Чечне войну. И ответственность за нынешние действия властей в Чечне будет отнесена за счет сентября 1991 года. Можно даже предвидеть, чем все завершится. Найдется какой-нибудь малоизвестный генерал, или даже парочка генералов, которые не только будут названы как виновники передачи оружия, но и даже согласятся с тем, что именно они это сделали…
Я могу, пользуясь своим приемом, попытаться восстановить события логически. Для понимания ситуации весьма существенен период, когда вице-президент Руцкой попытался ввести чрезвычайное положение в Чечне. К этому этапу я имел некоторое касательство и прекрасно помню, что прежде всего мы столкнулись с отсутствием системной, объективной информации о происходящем в Чечне. Не было информации, на основе которой можно было выработать более или менее адекватное решение. Я помню многочасовые дискуссии в расширенном составе (это был ноябрь 1991) — силовые министры, министр иностранных дел, вице-премьеры правительства, глава администрации президента. Мы все были погружены в странную работу по выработке мер и подготовке документов, связанных с урегулированием чеченской ситуации.
Странной эта работа была потому, что весь этот ареопаг высших должностных лиц государства в наивно-дилетантском рвении рылся в законах, конституциях, инструкциях, пытаясь найти там ответы на вопросы, в то время как ситуация для нормального государства была вполне штатной. В нормальном государстве на этот случай должен быть предусмотрен, прописан и отлажен соответствующими ведомствами сценарий необходимых действий и мер. Этот сценарий в нужный момент извлекается из сейфа, в нем проставляется число, номер, а дальше вступает в действие отлаженный государственный механизм…
Наша дискуссия вертелась вокруг двух точек зрения. Первая состояла в идее чрезвычайного положения. Максимальную активность в отстаивании этой точки зрения развивал Александр Руцкой, убеждавший нас в том, что можно, быстро и корректно применив силу, восстановить конституционный порядок в Чечне. Вторая точка зрения отвергала применение силы, а предполагала целый комплекс скоординированных и последовательных действий, сочетающих переговоры с одновременными экономико- социально- организационными шагами. Три упущенных года