В ту пору в президентских структурах создалась любопытная ситуация.
Представьте, что к каждому очередному съезду президент готовился с помощью следующих персон: с одной стороны, Виктор Илюшин и Юрий Скоков, с другой стороны — Геннадий Бурбулис. Те двое демонстрировали свое влияние, свое понимание настроения депутатов и агитировали Ельцина на определенные действия или воздержание от них, имея в качестве цели нечто совсем иное, что мог бы предложить я. Настойчивость и сосредоточенность, с которой Илюшин и Скоков подкапывали правительство Гайдара, кого угодно заставит содрогнуться.
С третьей стороны на съезд пришло и участвовало в нем правительство Гайдара, уже научившееся компромиссам, остающееся в глазах мирового сообщества мотором реформ, но уже почувствовавшее вкус власти и пришедшее от формулы «одна команда» к формуле «работать любой ценой до последнего министра».
С четвертой, к съезду готовился и тоже каким-то образом влиял на президента вице-президент Руцкой с его деловым экстазом и невнятной агрессией. Как в этом многоголосье провести ту линию, которая обеспечила бы Ельцину дополнительный престиж, новых сторонников, которая сохранила бы однажды принятую программу действий? Как не споткнуться на компромиссе, как предотвратить его перерастание в преступное соглашательство?
Каждый раз в кульминационные моменты политических событий команда президента имела разные цели и тянула его в разные стороны.
Я очень долго искренне восхищался Ельциным, считая, что его эквилибристика на натянутом над бездной канате власти спасла нас от ужасов гражданской войны и массового кровопролития. Я и сейчас это подтверждаю и считаю, что в этом главная цена Ельцина. Но если задуматься (а для профессионального политика это неизбежно): а какие были возможности? Приходишь к выводу, что более последовательные, акцентированные, четкие решения Ельцина могли бы уберечь страну от обидных и опасных потерь — в темпах, сроках и идеях реформ.
Скажем, сегодня уже известно, что абсолютное большинство представителей вооруженных сил, поддержавших в августе 1991 Ельцина, через год были либо уволены из армии, либо оказались задвинутыми на самую периферию своих возможностей и способностей. С абсолютным большинством сторонников Ельцина в армии была учинена расправа за их позицию, а президент никак этому не препятствовал.
Или другой пример. В 1990 году мы шли на президентские выборы, имея поддержку подавляющего большинства депутатов, существовал даже незримый конкурс за право стать доверенным лицом кандидата Ельцина, за возможность войти в его агитационный штаб. Эти люди искренне хотели достойными делами вместе с Ельциным создавать перспективы для будущей России. Но затем мы не сумели эту солидарность сберечь, развить, оценить, отблагодарить… В этом есть и моя вина.
Примеры можно множить. Президент совершенно справедливо взял под свое непосредственное руководство силовые структуры, но он не поддержал нашей попытки организовать их работу по хорошо продуманной системе, которая включала бы и ответственность за информирование высших органов власти. Ему был ближе стиль межличностно-доверительного руководства, при котором решающая роль принадлежит личному доверию и собственным оценкам той или иной персоны.
Нам не удалось выработать и внедрить внятную схему принятия государственных решений — до сих пор журналисты и политологи подчас ломают голову над тем, откуда и почему появился тот или иной указ, то или иное распоряжение. И самое важное — мы не сумели организовать их обязательное, четкое исполнение. Разрушенные замыслы