С ГКЧП никто из нас в контакт не вступал и не пытался. Янаев в то же день попытался связаться с Хасбулатовым. Кстати, есть сведения, что они неоднократно перезванивались и накануне. Никто из ГКЧП не предпринимал попыток поговорить с Ельциным.
Ельцин, как только он приехал в Белый дом, прошел к себе в кабинет, затем мы все отправились на пресс-конференцию, вернулись. Вся дальнейшая работа шла в кабинете Ельцина, который превратился в своего рода штаб.
В руководстве Белого дома действовал такой как бы параллелограмм сил. В центре президент Ельцин — он принимал принципиальные решения и придавал окончательную форму базовым документам тех трех дней. Руслан Хасбулатов работал с Верховным Советом и депутатами. Правительственный блок в полной мере представляли Полторанин и Шахрай (с Силаевым было сложно). Я руководил работой штаба по связям с внешним миром, с прессой, общественными организациями. Все три дня провел у меня в кабинете Виктор Иваненко, незадолго до того назначенный председателем российского КГБ. Руцкой и Кобец взяли на себя оборонные задачи. Скокову, в силу его человеческой склонности ко всему секретно-таинственному, поручили обеспечить контакт со структурами безопасности и вооруженных сил.
Сложилось так, что в результате образовалось как бы два центра обороны Белого дома. Действиями одного руководил Кобец, другого — Руцкой. Естественно, они дублировали друг друга. Разумеется, была необходима координация действий, но в этом случае пришлось бы определить, кто командир, а кто подчиненный. Так что они предпочли действовать параллельно…
Мы — Шахрай, я и Полторанин — взяли на себя разработку документов, подготовку указов, обращений, заявлений. Развернулась работа по организации действий, объединению настроений, царящих в стране.
Встречались мы в основном у Ельцина. Для обсуждения самых важных вопросов собирались в составе Ельцин-Руцкой-Бурбулис- Хасбулатов, нередко с участием Шахрая и Полторанина и иногда Силаева. Естественно, в тот момент каких-либо разногласий мы между собой просто не допускали, все силы были направлены на объединение усилий. Скажем, помимо той работы, которую вел с депутатами Хасбулатов, мне тоже приходилось объяснять парламентариям позицию президента на ночных итоговых сходках. Я не помню серьезных противоречий по ключевым вопросам.
Но, естественно, тактических разногласий избежать было трудно. Скажем, мы обсуждали встречу с Лукьяновым, на которую должны были отправиться Хасбулатов, Руцкой и Силаев. Они должны были предъявить председателю союзного Верховного Совета наши требования. У нас были разные темпераменты, разный опыт решения конфликтных ситуаций, и если я отстаивал идею не допустить вовлечения в противоборство гражданского населения, защитников Белого дома, то Руцкой демонстрировал обратный пафос — стоять насмерть, воевать до победного. Не исключено, что наши две точки зрения дополняли друг друга, кто-то вдохновлялся моим походом, а кто-то — решительностью Руцкого.
Неповторима была в те дни роль, которую сыграли депутаты — они держали связь с регионами, общались с людьми на улицах, ездили в войсковые части и сотрудничали со средствами массовой информации — не очень видная, но очень важная работа. Неправомерно ее недооценивать сейчас, с высоты четырех прошедших лет. «Подпольщик» Лобов