Наш прорыв

Финальная фаза наших изысканий в Архангельском была связана с подготовкой моего доклада Борису Николаевичу. В основе этого доклада лежали наши предложения относительно главной идеи как может и должна Россия развиваться и функционировать в ближайшие месяцы, в ближайшие годы и на перспективу. Группа Гайдара представила сравнительный анализ наших российских перспектив с учетом трех вариантов развития. Модель первая обновленный союз и Россия как элемент общесоюзной структуры. Модель вторая обновленный союз в сочетании с максимальной самостоятельностью российской экономики. Третья полная самостоятельность российской экономики с максимальным учетом хозяйственных связей, которые сложились в условиях советского управления.

Мы очень старались объективно рассмотреть перспективы и последствия каждого из вариантов. Во главу угла наших раздумий была поставлена практическая задача, связанная с жизнеобеспечением российских граждан продукты и товары на полках магазинов, права и возможности управлять промышленными и хозяйственными объектами на территории России. Мы полностью отдавали себе отчет в том, что глубочайший кризис советской экономики усложняет нашу задачу так же, как и сохранявшиеся глубокие разногласия остатков союзного руководства с формирующейся российской властью.

Группа экономистов, в которую входил Гайдар, склонялась к выводу, что никаких шансов на решение хоть одной конкретной экономической проблемы в рамках размытой и вместе с тем безответственной союзной структуры нет. К тому времени мы слегка разобрались в делах Госбанка и поняли, что государство банкрот, что казна пуста и транжирится золотой запас России. И представьте, нам приходилось организовывать собственное расследование, расставлять посты у золотохранилища, чтобы установить надзор за передвижениями золота, которое вывозилось неизвестно куда и неизвестно по чьему приказу.

И в конечном счете с экономической точки зрения третий вариант показался нам самым разумным и целесообразным. Именно с ним я поехал в Сочи, где в то время в ноябре 1991 отдыхал Борис Николаевич. В Сочи у нас состоялась очень важная встреча. Это был кульминационный пункт нашей деятельности, решение поистине исторического масштаба. Я хорошо помню, как трудно и тяжело шел наш с Ельциным разговор. Борис Николаевич внутренне совершенно не был увлечен и не был заинтересован в такой жесткой постановке вопроса. Он считал, что мы предлагаем неверный ход.

Мы отдавали себе отчет в том, что главная тяжесть этого принципиального решения, главная ответственность за него ложится на Ельцина. И в ходе наших сочинских дискуссий и обсуждений мы еще и еще раз проверяли все аргументы в пользу нашего предложения, спорили о правильности или наоборот ошибочности такого подхода. Но главный смысл нашей встречи состоял в том, что президент окончательно убедился в бесполезности топтания на месте. Ельцин очень хорошо усвоил урок с программой «500 дней» Шаталина — Явлинского. Ему очень хотелось эффективно и эффектно, решительно и зрелищно решить практические проблемы российских граждан.

Одним словом, в сложнейшей политической и профессиональной дискуссии мы пришли к выводу, что Россия нуждается в полномочном правительстве, наделенном правами принимать решения и готовом нести ответственность за состояние дел. После того, как такой вывод был сделан, речь могла идти только о тактических приемах как этой цели достичь.

Одним из итогов наших дискуссий было появившееся у нас убеждение в том, что необходимо обновить кабинет. Затем это убеждение было трансформировано в идею дополнительных полномочий президенту, а еще через некоторое время обернулось еще более радикальным предложением Ельцин должен возглавить правительство. А затем мы уже могли предложить ключевые ориентиры программы того правительства, председателем которого стал Ельцин.

6 ноября 1991 года были подписаны три указа о персональных назначениях Егор Гайдар становился заместителем председателя правительства по экономике, Александр Шохин заместителем председателя по социальной политике, и я первым заместителем…

Ельцин добросовестно пытался подобрать кандидатуру премьер-министра, который разделял бы такой подход к решению проблем и который готов был бы увлеченно и компетентно эту задачу решать. Не вина президента, что по разным причинам и с разной степенью убедительности мотивируя свое решение, от этой чести отказались Юрий Рыжов и Святослав Федоров.

Где-то в октябре у меня состоялся серьезный разговор с Григорием Явлинским, с которым мы всегда старались обмениваться мнениями о развитии экономической ситуации и оценками состояния дел. Я убеждал его присоединиться к нам. Но он к тому времени загорелся идеей Межреспубликанского экономического комитета, занимал в нем должность заместителя председателя, имел поручение разработать стыковку республиканских экономических программ… Имя Явлинского в ту пору упоминалось как имя новой политической звезды на союзном небосклоне. Как-то он выезжал вместе с Горбачевым на совещание семерки, вел переговоры об отсрочке зарубежных долгов. Сотрудничество на союзном уровне с Горбачевым привлекло к нему внимание Запада, он вступал в пору популярности.

Очень важной деталью политической ситуации в конце 1991 года мне представляются мои тогдашние попытки сохранить Григория Явлинского в нашей практической работе. Он был одним их тех, с кем я вел разговоры и переговоры до последнего дня, надеясь и искренне желая работать вместе. Я имею в виду разговоры до того, как был назначен Гайдар. Явлинский отказался

Прокрутить наверх