Государственная идеология крайне необходима, но это не означает, что это должна быть идеология великодержавного или имперского толка. Речь идет о системе идей, отражающей коренные задачи государственно-политического переустройства в России, идеи, которые большинству населения доступны и для большинства привлекательны. Когда система таких идей отсутствует, ее место занимают различные психопатии имперского, ура-патриотического, националистического характера.
Этот идейный дефицит во многом оказался теневой причиной того, что происходит в Чечне.
Несущие конструкции государственной идеологии вполне заложены в новой Конституции. На эту же идею работал и договор об общественном согласии. Но сегодня мы рискуем получить под видом государственной идеи суррогат, в котором по сути нет места результатам трехлетних либеральных реформ. Чего стоят разговоры в Госкомимуществе о возвращении к государственной собственности? Чего стоит этот миф о чеченской войне, предлагаемый нам для потребления из недр государственных структур? Вместо того, чтобы укреплять государство, мы ослабляем доверие к российской политике и у собственного народа, и у мирового сообщества.
Я убежден, что новая идеология российского государства может быть сформулирована устами нового поколения политиков, нового поколения деловых людей и нового поколения тех, кто охотно называет себя демократами.
Чеченский кризис показал слабость демократов как политиков и государственных деятелей. Но сильных демократов поблизости не было. Из лавы чеченской войны никто из ныне действующих политиков не выйдет возрожденным. Она унесет не только персонально Ельцина и его силовиков, она унесет и тех, кто этим событиям якобы сопротивлялся. Ни у одного политика, ни у одной политической структуры, присутствующей при чеченской войне, нет будущего. Эта лава уносит даже Жириновского, который рассчитывает занять кресло президента не позже 1996 года. В Чечне дословно воплощена в жизнь агрессивная интонация политики Жириновского, которой наполнена его книга о последнем броске на юг, та интонация, на которую он ловил души с мая 1991 по декабрь 1994. И это воплощение ужасно…
Для меня абсолютно очевидно, что единственный выход для страны — выборы. Единственный выход в рамках выборов — опереться на формирующийся прагматический слой общества, который отстраняется от идеологических экзерсисов, на тот слой, который своим вынужденным технократизмом обеспечит разумную смену политических поколений. Все остальное — все что несет углубление конфронтации, образование новых зон нестабильности — не имеет шансов.