Накануне третьего Съезда народных депутатов РСФСР, который состоялся в марте 1991 года, шестеро ближайших сотрудников Ельцина по Верховному Совету – заместители председателя и председатели палат – выступили в Верховном Совете с обращением, которое вошло в историю под названием «письма шести». Коллеги Ельцина заявили, что он ведет Россию в тупик, что работать невозможно и надо что-то срочно предпринимать. Обращение громким прокурорским голосом зачитала заместитель председателя Верховного Совета Светлана Горячева.
Ельцин был в отъезде и во время оглашения письма в зале заседаний не присутствовал, что придавало всей акции несколько двусмысленный оттенок.
Письмо шести было для нас совершенно обескураживающим откровением: подпись Владимира Исакова была воспринята как предательство. Трудно было представить, что такая инициатива вообще возможна со стороны, как нам казалось, единомышленника. Я и сегодня не могу похвастаться тем, что умею объемно и терпимо воспринимать такого рода поступки. Считаю это своей большой слабостью.
Я понимаю умом, что существуют некие правила совместной работы, в которых личные отношения должны иметь свое ограниченное место. Нельзя руководствоваться только моральной и человеческой оценкой поступков. Всегда важно поглядеть на происходящее с точки зрения последствий для общего дела. Это особый талант и особое искусство. Овладевший этим искусством рискует утратить нравственную чувствительность и превратиться в политического циника, для которого не имеют никакой ценности все человеческие и гуманистические ориентиры, а действует только технология политического маневрирования. Как найти золотую середину – добиваться общих целей, не превращая личные отношения лишь в средство их достижения?
Ясно, что обращение «шести» было рассчитано на внезапность, неожиданность. Какой здесь был расчет, на кого они хотели опереться, какими данными располагали? Сейчас трудно сказать. Я не исключаю, что все это обращение было построено на какой-то дезинформации.
Если говорить про набор мотивов, который эту шестерку объединил, то во многом ими двигала неудовлетворенность работой Верховного Совета, отсутствие обратной связи в отношениях его председателя с коллегами. Если взглянуть на ситуацию с формально-организационной точки зрения, то упрек был справедливый.
Скажем, Владимир Исаков в тот момент подписывал документ, в большей степени неудовлетворенный организацией законотворческой работы в парламенте, отсутствием системы в деятельности руководителя Верховного Совета. Исаков выстрадал эту подпись. Став председателем палаты, он искренне рассчитывал на постоянное и тесное сотрудничество с Ельциным, целенаправленно предлагал какие-то идеи и был разочарован тем, как воспринимаются его инициативы.
Эта история заставляет задуматься и постараться понять, по каким причинам, из каких конкретных действий и ошибок вырастала непримиримая оппозиция Борису Ельцину, вербовавшая в свои ряды и его недавних горячих сторонников.
Очевидно, что в политических отношениях особая роль принадлежит склонностям характеров, структуре личности, способности соотносить свои притязания с реальными возможностями. Всегда важно разыскать главную причину, которая обусловливает поведение. В случае с Исаковым я считаю такой причиной отсутствие в Ельцине желания и навыка организации собственно законодательной работы Верховного Совета. Здесь как бы столкнулись правовая и жизненная реальность.
Ельцин всем своим опытом и пониманием ближайших и стратегических задач был нацелен на практическую текущую работу – строить отношения с Союзными республиками, вновь завоевывать и сохранять поддержку населения. Это расхождение приоритетов по должности и по сути оказалось трагическим.
Исаков же отличался чрезмерным педантизмом, повышенной чувствительностью к реакции на его предложения, специфической внутренней психологией. Если им и его мнением ненароком пренебрегали, это не проходило без последствий. Когда отсутствует длительная совместная работа, опирающаяся на идеологические убеждения и мировоззренческое единство, очень много зависит от того, как политик умеет строить личностные отношения со своими коллегами.
Мне кажется, что до тех пор, пока в российской большой политике будет отсутствовать фундамент профессионализма и поколениями формирующийся слой профессионалов-политиков, проблемы межличностного общения будут играть первостепенную роль. В качестве иллюстрации здесь можно привести примеры Владимира Исакова, Юрия Скокова, Александра Руцкого и еще многих и многих.
Исаков предпринимал попытки объясниться с Ельциным по поводу того психологического дискомфорта, который он испытывал на посту председателя палаты, не имея возможности сотрудничать с Ельциным, но они сводились на нет разным пониманием ситуации. Ельцин считал, что на этих встречах он предоставляет поддержку своему коллеге, а Исаков считал, что им пренебрегают…
Я не исключаю психологической травмы у Исакова, связанной с моей ролью. Речь идет об иллюзии так называемого землячества. Скажем, Владимир Исаков, Виктор Илюшин, Юрий Петров и я – все мы земляки Бориса Николаевича. Со стороны мы должно быть воспринимаемся как самые близкие люди в команде, по идее мы должны были бы олицетворять местническое согласие и солидарность. Но наша принадлежность к уральскому землячеству сопровождалось разной должностной биографией и разным жизненным опытом. Очевидно, что рафинированный опыт Исакова или аппаратное искусство Илюшина ничего общего не имели с моим жизненным багажом.
В какие-то моменты вместо сотрудничества могло возникнуть обидное и опасное соперничество. Можно сказать, что в мифе землячества было больше скрыто конкуренции, чем конструктивного начала. Самое обидное состоит в том, что со временем все более осложнялась связь президента и всех нас с той общественно-политической уральской средой, которая и толкнула нас в большую политику. Уже по прошествии трех лет нам не удавалось сохранить свои корни, придать им устойчивость. Вместо этого возникало много трудностей, связанных с нашей дистанцированностью от уральских проблем и с повышенной чувствительностью земляков к нашему московскому образу жизни. Они хотели остановить Ельцина