Я беседовал с Дудаевым, с которым раньше не был знаком, неоднократно, в том числе и с глазу на глаз. Мы нашли общий язык и остановились на следующем решении: большая часть Верховного Совета подает в отставку, формируется временный представительный орган из делегатов Объединенного конгресса чеченского народа, названных Дудаевым, и некоторых депутатов распущенного Верховного Совета. Задача этого временного органа состояла в подготовке парламентских выборов в республике и в управлении народным хозяйством — в течение короткого срока до выборов.
Дудаев оказался в достаточно сложной психологической ситуации. Ему нужно было соответствовать тому, чего от него ждали: быть бравым, решительным, дальновидным. Его социальная база была многолика и неоднородна — там были и почтенные старцы, и небритая, нечесаная молодежь, и люди с мрачным взглядом исподлобья.
Мне казалось, что он понимал, за что взялся. Он верил в предопределенность своего пути: свобода и больше ничего. Иногда это выглядело экзальтированно и театрально, а временами — как хорошо продуманная и хорошо подготовленная стратегия. Я не думаю, что его опорой были лишь эмоции, разбуженные у народной толпы…
По итогам наших разговоров мне Дудаев показался человеком незаурядным. Его боль за судьбу чеченского народа была в значительной мере была созвучна тем чувствам, которые я испытывал, когда размышлял о всей советской истории. Что касается его настроения на тот момент, то проглядывала его озабоченность в отношении Москвы. Дудаев не был уверен в единстве и последовательности взглядов российского руководства на сложившуюся в Чечне ситуацию. Впрочем, я тоже не мог быть уверен в однозначности его позиции на наших переговорах…
Речь не идет об исключительной личности, персонифицировавшей всю Чечню. Речь идет о том, что через эту личность, уникальную и специфически найденную, личность со своими неповторимыми чертами и способностями, в чеченском конфликте участвовало очень много людей и много заинтересованных сторон — и внутри страны, и за рубежом.
Дудаев — это как бы некий знак, некий символ многомерного, сложно организованного конкурентного процесса. Скажем, бездеятельность российских властей, игнорирование решений, которые все-таки принимались в связи с чеченским кризисом, — они говорили о том, что именно в вопросе о Чечне сталкиваются различные интересы и политических, и экономических групп внутри России. Кому-то очень выгодно было существование такой территории внутри России — территории, утратившей прямую и легитимную связь со всей страной, на которой к тому же отсутствовали полноценные структуры контроля границ — обстоятельства, весьма привлекательные для тех, кто хочет заняться полулегальным или совсем нелегальным бизнесом. Дудаев не был той личностью, которая олицетворяла в полной мере эту борьбу крупных интересов. Он был просто символом того режима, который складывался в рамках этой властной пустоты. Кто передавал оружие?