Митинг стихийно возник ещё до полудня на маленькой площади с памятником Якову Михайловичу Свердлову, что между Уральским государственным университетом и Центральным гастрономом. С раннего утра вдоль гастронома выстроилась длинная очередь желающих «отоварить» свои талоны на продукты и спиртные напитки к новогоднему столу, В 10 часов утра на крыльцо вышел директор магазина и объявил, что гастроном не откроется, потому что такое распоряжение поступило из обкома партии: прилетает иностранная делегация, и её маршрут пролегает по проспекту Ленина. Нельзя, дескать, чтобы иностранцы наши очереди видели. Тут всё и началось.
До глубокого вечера я так и не попала на этот митинг, поэтому подробности рассказать не могу. Я уже работала помощником народного депутата СССР Г. Э. Бурбулиса и с утра приходила на работу в тот кабинет, который он занимал, будучи заместителем директора Всесоюзного института повышения квалификации Минцветмата СССР, до своего отъезда в Москву, когда стал членом Комитета по работе Советов Верховного Совета СССР. В этом кабинете функционировал и созданный им Клуб избирателей, поэтому каждый день утром я покупала буханку хлеба к чаю — время было такое, что если не принесёшь с собой, потом нигде не купить, а всякого печенья уже давно в магазинах не было.
Геннадий Эдуардович на праздники приехал в Свердловск и с утра тоже пришёл в институт. Вскоре собрались наши друзья, в их числе и Борис Михайлович Баланцев, который принёс новость о митинге. Ему и было поручено там находиться и периодически звонить с сообщениями о том, что происходит. От него мы узнавали, что народ прибывает, в том числе из трамваев, путь которым был перекрыт митингующими, да и сами трамваи оставались на площади, им некуда было двигаться. Во второй половине дня приезжал Юрий Васильевич Новиков, председатель горисполкома, и пытался уговорить людей разойтись, заверяя, что всё положенное по талонам получат все, он сам готов проследить за этим, и убеждая освободить трамвайные пути, чтобы по окончании рабочего дня люди могли попасть домой. Но его выступление не возымело никакого эффекта, только вроде бы вызвало раздражение. Когда стемнело, вся толпа по призыву ведущих митинг двинулась на площадь 1905 года. Как рассказывал Боря, это было мрачное, даже страшное шествие.
На площади несколько молодых ребят «захватили» (конечно, мирным путём) микроавтобус с радиорубкой, предназначенный для проведения предновогодних развлечений для школьников и детей с родителями, что существенно облегчило участь выступающих: теперь не надо было надрывать голос на морозе, заходили в машину, говорили в микрофон, и их слышали во всех уголках площади.
Борис Михайлович звонил всё чаще и уже нервно настаивал, что надо туда идти, потому что митингующие зовут депутатов, а пока был только Леонид Кудрин, который выступил, по-видимому неудачно. Но Геннадий Эдуардович туда не шёл. Я спросила его, почему. Он внимательно посмотрел на меня и задумчиво сказал: «Если бы я понимал, зачем я там нужен, я бы пошёл…». Однако минут через десять он стал одеваться и сообщил, что идёт на митинг. Я подумала, что он, видимо, понял, зачем это нужно, оделась и вышла вслед за ним. Дошли мы быстро, от улицы Гоголя до площади 1905 года совсем недалеко.
Вся площадь была плотно заполнена людьми, по её краям, на некотором расстоянии от митингующих и друг от друга стояли милиционеры, их послали на случай каких-нибудь беспорядков (вдруг кто подерётся…), сам митинг беспорядком в то время не считался. Геннадий Эдуардович сразу стал пробираться к микроавтобусу, а я затерялась среди толпы и огляделась. Это была сказка! Не могу эту картину не описать хотя бы кратко, она до сих пор стоит у меня в глазах во всём своём великолепии.
Площадь была украшена к Новому году: по краям ледяные избушки, фигуры сказочных персонажей из раскрашенного льда и горки для катания на санках. Весь ледяной городок был обставлен небольшими ёлочками, а в центре площади возвышалась большая новогодняя ёлка. Все ёлки были украшены яркими игрушками и электрическими гирляндами, светящимися и мигающими цветными огоньками. На трамвайных линиях стояли трамваи, сквозь плотную тёмную массу людей они не могли проехать; их двери были открыты, в салонах горел свет и сидели одиночные пассажиры. Среди толпы стоял микроавтобус с прикрепленным на крыше рупорным громкоговорителем, из которого хорошо слышалась речь очередного выступающего. Когда в микроавтобусе происходила смена ораторов, люди дружно и многократно скандировали «Но-ви-ко-ва…».
Всю картину просто художественно дополняло выходящее главным фасадом на площадь пятиэтажное здание Свердловского горисполкома. Увенчанное башенкой и высоким шпилем со звездой, уютно посаженной в лавровые веточки, оно тянулось почти вдоль всей площади и неосвещённое, с чёрными глазницами окон казалось мёртвым. Его безжизненность подчёркивало скопление тысяч людей, сливающихся в одно шевелящееся огромное целое, излучающее мощную внутреннюю энергию и время от времени призывно исторгающее фамилию председателя горисполкома. Признаки жизни подавал только четвёртый этаж. Там тоже во всех кабинетах свет был погашен, но с площади в окнах виднелись тёмные силуэты опиравшихся на подоконники людей, стоявших на фоне открытых дверей, ведущих в освещённый коридор. Это были, видимо, работники горисполкома, их было по три-четыре в каждом окне по всей длине фасада; некоторые уходили, но появлялись новые, другие стояли неподвижно. Лиц людей не было видно, но, судя по их позам, они смотрели вниз, на площадь.
Кафкианство в чистом виде!
Тем временем голос Геннадия Эдуардовича уже звучал из микрофона. Это не было выступлением в общепринятом смысле этого слова, и, естественно, его никто не «освистывал», как упомянуто в некоторых воспоминаниях. Просто при включённых звукоусилителях он вёл спокойную беседу с находившимися в микроавтобусе членами стачкома, как они себя называли. После приветствий, знакомства и выяснения, «кто есть кто», Бурбулис спросил:
— Почему люди всё время зовут Новикова?
— Он не выходит, — ответил представитель стачкома. Далее в режиме «вопрос – ответ» продолжалось следующее: «А он вообще в здании?» — «Да». — «Вы уверены?» — «Да. Мы точно знаем». — «И зачем он вам нужен?» — «Мы с ним поговорить хотим, а он не выходит». — «Значит, надо пойти к нему и пригласить», — посоветовал Геннадий Эдуардович, на что получил ответ: «Нас туда не пустят». У центрального входа действительно стояла милиция. — «Со мной пустят. Я вас проведу». — «Нас не выпустят». — «Со мной выпустят, я пойду с вами и потом выведу вас оттуда». Ещё после пары малозначащих фраз представители стачкома согласились пойти, чтобы пригласить председателя горисполкома говорить с народом, но пойти только с Бурбулисом и под его гарантии, что их оттуда выпустят. Делегация вместе с Геннадием Эдуардовичем скрылась в здании и отсутствовала минут 20, а может быть, и полчаса.
Тем временем митинг продолжался, после каждого выступающего площадь дружно кричала «Но-ви-ко-ва». После очередного такого «вызывания» один из стоявших рядом со мной мужчин спросил другого: «И чего это он не выходит?». Тот ответил: «Боится, наверное». Первый недоумённо: «Чего ж ему бояться… Мы же ему ничего не сделаем, только поговорим».
Вскоре делегация вернулась вместе с Юрием Васильевичем Новиковым. Бурбулис предложил всем идти домой поспать, а назавтра с утра собраться в горисполкоме и создать комитет, который можно назвать «Комитет 29 декабря» (или как-то по-другому»), а в начале января провести Гражданский форум, чтобы обсудить ситуацию, сложившуюся в Свердловске. Новиков обещал предоставить под первое заседание комитета зал, пригласил всех желающих к 10 утра (может быть, и к 11) и сказал, что им будут выданы временные удостоверения народных контролёров для проверки магазинов на предмет спрятанных в складских помещениях и под прилавками продуктов. Так всё и произошло на следующий день. Провели инструктаж с временными контролёрами и сказали, что тем, кто пожелает работать дальше, выдадут постоянные документы.
Утром в горисполком пришли человек 30 или 40, вновь созданный комитет так и назвали: «Комитет 29 декабря». Он хорошо поработал в новогодние праздники в продуктовых магазинах, даже в газетах писали, что вытряхнули из кладовок и из-под прилавков много дефицитных продуктов, даже красную икру. В кабинете на Гоголя 25 готовили Гражданский форум, который был проведён 14 января 1990 года в ДК имени Свердлова (выступление Геннадия Бурбулиса на нём см. здесь).
В СМИ этот митинг окрестили «водочным бунтом», а ведь пьяных-то там не было и в выступлениях граждане о водке, если и говорили, то ничтожно мало. Я, по крайней мере, не слышала такого совсем.
Ольга Свиридова, из воспоминаний
11–12 сентября 2024 года
