Предлагаем вашему вниманию стенограмму первой дискуссии в рамках проекта «Понять Россию». В ходе дискуссии велась аудиозапись маленьким ручным диктофоном, но не весь вечер, и её качество оставляло желать лучшего, но с некоторыми потерями была расшифрована. Публикуется она впервые, перед публикацией отредактирована.
Одновременно с дискуссией в зале была проведена выставка работ кемеровского фотохудожника Николая Бахарева. На выставке демонстрировались фотографии кузбасских горожан позднего советского времени. Выставка была организована Центром «Стратегия» совместно с РосИЗО.
О содержании проекта можно прочитать здесь.
18 мая 1999 г.
Докладчик: Геннадий Бурбулис
Некоторые исходные предпосылки
1
Задача сообщения — в первом приближении проанализировать, как осуществляется процесс понимания при рассмотрении феномена российской действительности.
Суть методологической рефлексии состоит в том, что мы стремимся, во-первых, выявить некоторые базовые основания в рассуждениях о России. В этом смысле задача заключается в том, чтобы прояснить исходные мировоззренческие, идейные и собственно методологические принципы и установки, которыми сознательно или бессознательно руководствуются авторы тех или иных подходов. Во-вторых, необходимо постараться прояснить систему понятий и терминов, в рамках которой эти подходы приобретают статус концепции, то есть начинают обладать признаками системности, в них разворачивается своя логика обоснования и в них есть методолого-эвристическая сила, что позволяет использовать эти концепции как инструмент познания и действия.
Естественно, предполагая такую работу, мы обязаны зафиксировать свои собственные предпосылки. В определённом смысле методологическая рефлексия есть диагностическая процедура, осуществляемая с целью прописать и проявить базовые элементы понимания феномена российской действительности, его «предельные основания».
2
Прежде всего напомним некоторые очевидные, но очень важные для нашей работы над проектом «Понять Россию» исходные основания, пренебрегая которыми, на наш взгляд, в принципе невозможно добиться полезных результатов.
Классический принцип историзма трансформируется в данном случае в простое методологическое правило: понять Россию сегодня невозможно, не опираясь на основательное знание её прошлого. Но понять глубоко настоящее невозможно также без осмысленного предвидения будущего. Я всё время задаюсь вопросом: мои добрые соратники или наши постоянные оппоненты, когда мы обсуждаем проблемы России и с горячим сердцем, с убеждённостью и искренностью это делаем, что из прошлого для нас значимо в дне сегодняшнем? В какой мере мы соотносим свои оценки, свои выводы и наблюдения с системной онтологией российской истории? Но не менее важно для нас, какие осознанные и неосознанные ориентиры будущего при этом освещают оценку текущих процессов.
Я настаиваю, что нельзя ничего вразумительного, системного и доказательного сказать о настоящем, если не выстроены две координаты: координата историческая, ретроспективная и координата перспективная. У нас, к сожалению, эта простая методологическая установка часто игнорируется. Мы с прошлым часто обращаемся на вкусовом уровне — кто-то что-то читал, кому-то что-то больше понравилось, запало в душу, и это становится аргументом.
Мы исходим из того, что ключевым моментом с точки зрения исторических предпосылок в понимании России является представление о качестве и характере трёх вех. Первая — это природа и причины распада советской коммунистической системы. Вторая — это природа и причины распада российского самодержавия. Третья веха — это природа и причины возникновения российской государственности и России как социально-исторической реальности. Отвлечение от этих предпосылок или искусственное их перемешивание лишает какой-либо перспективы те или иные концептуальные построения.
3
Что касается роли предвидения «образа будущего», а если говорить теоретически точнее, роли целеполагания как важнейшего основания для понимания России, то трудно её переоценить. Страна находится в ситуации, когда преодолены соблазны быстрых, легко достижимых реформ, исчерпан первоначальный порыв обрести свободу в одночасье и стать демократами без особых усилий над собой, исчерпано гневное разоблачение тоталитарного прошлого как всепоглощающая позиция. Наступает самое трудное и самое важное — обретение смысла происходящего. Пришло время обретения чётких ориентиров, большинство думающих людей сегодня осваивают долговременные стратегические цели. И обретение смысла осуществляется посредством постановки ясных целей, посредством разработки внятных программ деятельности.
Страна находится в состоянии, когда некогда устойчивые привычные представления человека о жизни, о себе, о мире, о человечестве потеряли свою ясность, однозначность и, следовательно, регулятивную роль. Новые ориентиры еще не выявлены, не сформулированы, не освоены. В этом предельном состоянии, когда ценностные основания жизни, достаточные вчера, сегодня разрушены, а новых еще нет, обостряется потребность понимания.
Россия сегодня находится не просто на переломе эпох, не просто в очередной раз испытывает себя на реформаторский соблазн, она осваивает новый смысл жизни, и это — фундаментальное качество сегодняшней действительности. В нём коренятся проблемы рыночной экономики, становления институтов демократии, роста коррупции, утраты преемственности поколений. Всё это происходит на фоне социального расслоения общества, разрушения идеологической догматики и распространения соблазнительного для людей ценностного плюрализма — здесь своя запредельность.
Подчеркнём ещё раз, понимание и восприятие настоящего имеют ценностный характер, а в основе ценностной позиции всегда лежит тот или иной образ будущего. Мы сейчас находимся в такой ситуации, когда наши предпочтения и текущие дискуссии о судьбе России слабо соотносятся с рационально артикулируемой концепцией будущего.
До тех пор пока культура целеполагания, включая этапы, элементы и средства реализации этого процесса, не будет освоена обществом в полной мере, мы не сможем надеяться на обретение смысла. Здесь я усматриваю сознательно фиксируемый парадокс: смысловые структуры имеют прежде всего ценностное содержание, а рациональное целеполагание ориентировано на контролируемый процесс, максимально устраняющий знаниевую неопределённость.
До сих пор все дискуссии о выборе пути России и её ближайшем будущем имеют, мне кажется, чрезмерно онтологизированный и рационализированный характер. Появляется соблазн оперировать навязанными рафинированной интеллектуальной традицией знаками: «Восток — Запад», «информационная цивилизация — традиционная цивилизация», «капитализм — социализм», «самобытность — универсальность». Как эвристические приемы, стимулирующие познавательную, интеллектуальную активность, эти привычные ориентиры имеют значение. Но, может быть, пора мыслить в иной системе координат: образ будущего одновременно становится и подсветкой, с помощью которой мы освещаем путь, и маяком, который может предохранять нас в океане исторической действительности от столкновений с издержками нашего традиционализма и всего того, что можно назвать «российским фундаментализмом в действии», до конца не расшифрованным и постоянно принимающим облик разного рода угроз — справа или слева.
4
Напомню ещё одно исходное основание, или методологическое правило, элементарное, но крайне важное для обсуждаемой проблемы. Речь идет о необходимости в исследовании целостных социальных явлений различать три сферы. Первая — это сфера людей, персонифицированных субъектов социально-исторических процессов. Вторая — это сфера идей, третья — сфера событий.
Если не различать эти три сферы, очень трудно претендовать на системное и осознанное (тем более доказательное) осмысление российской действительности. Мы часто начинаем с истории людей, затем люди у нас превращаются в некие идейные образования, и всё это без какого-либо учёта ассоциируется с событиями как с их индивидуальной совокупностью.
Есть некая онтология идей — их вызревание в сегодняшнем российском обществе, их затухание, их искажение в восприятии и транслировании. Она пульсирует как в специализированном сообществе, подобном нашему, так и в массовом общественном сознании. Есть реальность персон, и надо находить здесь какой-то ограничитель, поскольку наблюдается определённая избыточность в восприятии нашей действительности через персональные типы. В этом проявляется опасное нежелание отделять возникающие на подиуме социальной сцены персоны от той очень напряжённой идейной работы, которая происходит сегодня в обществе. Наконец, мы часто непоследовательны в вычленении сути и смысла событий. Здесь иногда довлеет вкусовщина, и то, что можно назвать личными пристрастиями.
5
Существенное значение в формировании конкретных концептуальных подходов в понимании России имеет сознательное фиксирование той социально-практической и теоретико-познавательной позиции, в которой находится каждый автор. Трудность состоит в том, чтобы учесть и отделить в каждом конкретном случае пласт экзистенциальных переживаний и эмоциональных предпочтений, проявляющихся на уровне мировоззренческих ассоциаций, нравственно-психологических установок, и пласт, связанный с организованным и многократно повторяемым профессиональным опытом, который по-своему замкнут и принудительно влияет на оценки и выводы, на понятийные ограничения и экстраполяции. Эта объективная погруженность в ту или иную систему интересов, предпочтений и жёсткая необходимость осознавать эту зависимость в своих исследовательских, научно-познавательных и мировоззренческих установках является совершенно необходимой для того, чтобы предполагаемая работа имела практический смысл.
Задачу понимания России мы сегодня воспринимаем прежде всего как выработку программы практических действий с позиции определённой социально-профессиональной группы. Разумеется, правомерны и любые другие позиции: чисто познавательные, акцентированно идеологические, увлеченно публицистические — все они имеют право на существование, но особенность нашей позиции — это позиция либерального прагматизма, когда оценка, анализ и выводы предполагают прежде всего возможность формирования программы практических действий в интересах конкретной социальной среды.
И наконец последнее требование. Оно заключается в том, что мы предпринимаем по необходимости систематизаторски типологический подход, являющийся одновременно приближённым, в меру нестрогим и сопровождающийся неизбежными упрощениями и некоторыми вынужденными искажениями тех принципиальных подчас деталей и нюансов, которые могли иметь в виду обсуждаемые авторы.
Некоторые полезные уроки понимания
(рефлексия по итогам I этапа проекта)
Завершая первый этап нашего коллективного исследования, полезно выявить некоторые особенности, определившие в целом как тематику и общий ракурс обсуждавшихся проблем, так и специфику познавательных приёмов, осуществлённых авторами. Нужно признать, что подбор авторов и выбор проблем не был нами изначально организационно определён. Вместе с тем так сложилось, что существует устойчивая системная связь обсуждавшихся в проекте проблем и подходов с их реализацией в выступлениях наших коллег. Главная особенность проделанной коллективной работы заключается в том, что все авторы докладов единомышленники. Не декларируя специально нашу мировоззренческую позицию, следует отметить, что мы принадлежим к той категории специалистов, которые являются сторонниками либерально-демократических преобразований в России. Сосредоточившись каждый на проблеме, которая наиболее близко представляет его профессиональную деятельность или выражает специальный научный интерес, авторы так или иначе стремились опираться на некие общие представления, приемлемую для них систему ценностей. Тем самым, воздержавшись от организационных усилий по определению базовых исследовательских целей и установлению некоторых исходных установок, доверившись только корпоративному единству, мы можем сегодня в рамках процедуры понимания определить те основания, которые существенным образом помогут в дальнейшей работе. Интересно отметить, что из семи проведенных дискуссий сложился достаточно компактный и взаимодополняющий исследовательский продукт.
* * *
Стартовая позиция проекта — доклад Германа Дилигенского о сдвигах в сознании российского горожанина в процессе постсоветской адаптации. Совершенно очевидно, что каждый из нас сегодня является активным участником этого специфического процесса изменения и воздействия, преодолевая в себе устойчивые навыки советского образа жизни и одновременно оценивая и прогнозируя какие-то существенные сдвиги в миропонимании и мировосприятии, происходящие в недрах российского общества. Прелесть работы Г. Дилигенского заключалась в том, что основным предметом его включенного исследования стали потенциальные представители желанного среднего класса России, то есть сразу был заявлен тот непосредственный социальный адрес, к активности и позиции которого постоянно апеллирует сегодня заинтересованное прогрессивное общественное мнение. В этой связи мы получили наглядный урок того, что, принимая во внимание универсальные закономерности модернизационного процесса, протекающего в условиях системного кризиса, крайне важно иметь сознательную установку на выявление и формирование того активного социального меньшинства, того конкретного социального субъекта, от деятельности которого в первую очередь зависят определение базовой системы исторических перспектив общества и реальные результаты реформаторских усилий. Было интересно узнать, что постсоветское сознание российского горожанина пребывает сегодня в той перспективной двойственности, когда, мучительно переживая многочисленные проблемы и трудности, связанные с задачами элементарного выживания, с необходимостью активной адаптации к изменившимся условиям жизнедеятельности, вместе с тем абсолютное большинство респондентов отказываются от кризисно катастрофической оценки действительности и воспринимают её выжидательно оптимистически. Это означает, что чрезмерная артикуляция в качестве безапелляционного вывода итогов реформаторских усилий демократов-рыночников, якобы повлекших за собой массовое разочарование и утрату внимания и поддержки, в глубинах сознания российского горожанина не подтверждается. И можно смело утверждать, что существует странный разрыв между теми декларациями, в которых представители активного населения определяют свои предпочтения в текущей борьбе, с одной стороны, и глубинными установками сознания людей, которые приняли неизбежность перемен, с надеждой смотрят на их возможное осуществление в перспективе и оказываются значительно более адекватно восприимчивыми к тем самым либеральным ценностям, ежедневные испытания от которых они имеют в буднях — с другой стороны.
* * *
Существенно дополняет работу Германа Дилигенского в сфере ценностных ориентаций оригинальный анализ, предложенный Александром Асмоловым на базе такой отрасли обществознания, как психоистория. Он предпринимает попытку соотнести российскую действительность с координатами современного фундаментализма в терминах закрытого и открытого психотипов. Мне кажется в проекте «Понять Россию» достаточно перспективным это направление, ориентированное на системный междисциплинарный подход, обеспечивающий при его детальной разработке желанный мост между некоторыми традиционными измерениями социальной действительности в единстве сознательных и бессознательных проявлений в её глубинной ментальности и объективированных формах ценностных ориентаций. Это, на наш взгляд, позволяет более корректно и одновременно более тонко описать и предсказать перспективы формирования новой российской ментальности со своевременным прогнозом специфики проявления таких феноменов, как фундаменталистские реалии истории. Асмолов стремится «наложить» на современную российскую действительность некоторые нетрадиционные параметры и обнаруживает интересные и неожиданные закономерности. Это направление позволяет соединить проблемы становления современного российского мировоззрения на ближайшую перспективу с более детальным пониманием практики идеологической и духовной коммуникации. Есть надежда, что это направление может быть инструментально реализовано как в собственно образовательно-педагогической практике, так и в информационно-пропагандистской, дефицит взаимодействия которых опасным образом сказывается на всех реформаторских усилиях в нашей стране.
* * *
Исследование Эдуарда Мирского по проблемам формирования национальной идеологии ориентирует на специальное понимание и признание ключевой роли языковых реалий в функционировании идеологических образований и утверждает настойчивую необходимость специальных практик, организующих эту реальность прежде всего с позиции многоуровневого языкового общения. Нестандартность подхода Мирского заключается в том, что он находит и развивает набор конкретных технологий, без создания и распространения которых наивно говорить об установлении культуры коммуникаций, обеспечивающей связь между современными информационными технологиями и теми глубинными пластами российской ментальности, которые остаются существенными детерминантами в восприятии современной действительности и в выборе тех или иных социальных и ценностных предпочтений.
* * *
Особую роль исторических «событийных» оснований в единстве с понятийно-коммуникативными традициями отмечается в оригинальном исследовании Юрия Афанасьева по чрезвычайно острой проблеме «Москва и власть в истории России». Поучительным и эвристически полезным является вывод о том, что многие современные понятия, в рамках которых мы пытаемся описывать существующие социальные, политические и духовные процессы, совершенно специфически функционировали в российской традиции. Требуется немалый познавательный труд, чтобы уберечься от облегчённого и малопродуктивного воспроизводства привычных употреблений этих понятий в соотнесении их со специфической историей становления российского государства и особенностей московской власти в его оформлении. Кульминацией этого подхода является вычленение специфической властно-политической традиции в России, которая может самым непредсказуемым и опасным образом бессознательно реализоваться в нашей ближайшей истории, если пренебречь выводами автора.
* * *
Интересно было соотнести жёсткий и одновременно панорамный доклад Юрия Афанасьева по истории отношений московской власти и российского государства с исследованием Александра Гельмана, задуманным сознательно демонстративно как метафорически поисковое: «Российская политика как театр». Мне кажется, что самый важный прагматичный вывод из этого сложного исследования заключается в признании необходимости формирования своего образного стиля, своего, условно выражаясь, театрального направления для представителей российской либерально-демократической духовной и социально-политической ориентации. А. Гельман показывает, какая существует внутренняя связь между драматизмом российской политики последнего десятилетия и законами театрального искусства, каким плодотворным может оказаться анализ российской действительности в системе драматургических построений и какая переживалась и переживается сегодня реальная драма зрелищности политики, лицедейской сущности системы властных отношений. Особое значение для нас имеет вывод о необходимости специальной работы по созданию устойчивого и развивающегося образа со стороны деятелей и носителей либеральной системы ценностей. А. Гельман ненавязчиво добивается такого обидного, но полезного вывода о том, что современные российские либералы, отстаивая универсальные общечеловеческие, вечно прогрессивные ценности, странным образом и в силу разных причин осуществляет это в традициях иных театральных систем и тем самым существенно снижают, а иногда и дискредитируют сам характер либеральных ценностей в восприятии большинства российского населения.
* * *
Особую роль в наших исследованиях играет специальная работа Якова Уринсона по состоянию современной российской экономики. Эта работа также позволяет сделать некоторые принципиальные и крайне полезные выводы.
Во-первых, никому из нас не удастся в дальнейшей системной работе по пониманию России пренебречь или отвлечься от необходимости ясно и внятно выразить специфику взаимоотношений политики и экономики в российской действительности. Реформы последних восьми лет убедительно показывают, что отсутствие чёткого понимания диалектической и иерархической связи между политическим устройством государства и общества, политическими инструментами власти и той экономической программой, которую необходимо осуществлять, приводит к огромным практическим издержкам, которые самым опасным и самым плачевным образом сказываются на перспективах развития России. Трудности и непоследовательность экономических реформ, проводимых с 1992 года, стали одновременно и тем негативным фоном, который поглотил специфику и серьёзные изменения в сфере политических реалий российской действительности. Важно ещё осознать и то, что никакие самые продуманные и самые эффективные экономические программы не могут в нашей стране получить хоть какое-либо осуществление, если они не обеспечены адекватной политической волей и согласованной политической системой управления.
Во-вторых, имеют свои пределы трактовки экономических процессов, игнорирующие практические интересы и действия реальных социальных субъектов и существенное расслоения российского общества по экономическим показателям. Доклад Я. Уринсона ещё раз помогает понять, что в условиях переходного периода при решении задач становления новых рыночных отношений, при глобальном переустройстве системы собственности и отражающей её экономической инфраструктуры существенное значение имеет выделение того экономически активного субъекта, от успешной деятельности которого зависят результаты всех рыночно-реформаторских усилий. Мы исчерпали возможность обсуждать проблемы экономики, не выделяя этот специфический слой, от профессиональных усилий которого может зависеть реальная экономическая деятельность. Я имею в виду выявление среди населения России слоя успешных собственников и профессиональных компетентных менеджеров, от совместной деятельности которых прежде всего зависит минимизация издержек переходного периода и становление социальной основы для полноценного рынка, без которой никакие экономические преобразования невозможны.
* * *
Совершенно необходимым в рамках нашей коллективной работы видится сегодня глубокое осмысление природы либерализма и его развития в недрах современного российского общества. В этой связи полезной и поучительной была дискуссия с французским исследователем Ги Сорманом, которая выразилась прежде всего в фиксации некоторых ключевых проблемных зон.
Первая зона. Либерализм в России не является неким новообразованием с демонстративно западной начинкой и важно социально оценить исторические волны становления либерализма в рамках нашей собственной истории.
Вторая зона. Существует большой изъян в абсолютизации доктрины либерального экономизма или экономического либерализма, которая осуществлялась в России без соответствующего сопровождения в других системообразующих сферах общества. Более того, мы можем утверждать, что освободительное движение, которое в самом общем виде и отражает суть процессов, протекающих в нашей стране с 1980-х годов, ещё не наполнилось глубоким социальным пониманием сути либеральных ценностей и нуждается в постоянной настойчивой разъяснительной работе.
Косвенным подтверждением этого вывода является весьма поучительная дискуссия о судьбах либеральных экономических реформ в России, которая была проведена недавно на страницах газеты «Коммерсантъ». Эта дискуссия самым удивительным и полезным образом обнажила, что среди убеждённых либералов, которые признают друг друга как глубокие единомышленники, существуют коренные разногласия в путях и способах понимания и практического осуществления либерально-рыночных преобразований в стране. Поэтому, настаивая на исторической необходимости либеральных ценностей и их адекватности стратегическим целям России, мы могли бы в качестве перспективной задачи на второй этап поставить прежде всего прояснение сути и смысла либеральной концепции жизнеустройства в сопряжённости с такими фундаментальными мировоззренческими образованиями, как консерватизм, социал-демократизм и национал-патриотизм, что, скорее всего, и должно стать исследовательским вектором на втором этапе нашего проекта.
Мы отражаем всё и вся
И понимаем с полуслова,
Но только не один другого,
Жизнь, как стекло, в руках неся.
Арсений Тарковский