Первый мэр Костромы Борис Коробов откровенно об эпохе 90-х, о противостоянии мэра и губернатора, о визите Ельцина в Кострому.
Беседу с Б. К. Коробовым ведёт Андрей Марков — генеральный продюсер Фонда «Культура Достоинства» Геннадия Бурбулиса.
Андрей Марков (А. М.). Сегодня 5 июня 2024 года. Мы встречаемся в Костроме накануне круглого стола, который пройдёт 11 июня и посвящён эпохе Бориса Николаевича Ельцина. А сегодня — встреча с первым мэром Костромы в истории новой России Борисом Константиновичем Коробовым.
Борис Константинович, здравствуйте. Спасибо большое за то, что согласились встретиться. И сразу я хотел вас спросить про Бориса Николаевича Ельцина.
В 1998 году он приезжал в Кострому. Как этот визит проходил, по чьей инициативе и какие результаты вы могли бы подчеркнуть сегодня?
Борис Коробов (Б. К.). Добрый день. Этот визит был как бы исторический, а для нас особенно. Мы так считаем, потому что после 1913 года, когда отмечалось 300-летие династии Романовых и последний из царей Романовых приезжал в Кострому, никто из руководителей страны не посещал наш город. А Борис Николаевич, по существу, был первым, по-нашему царём, в новой России, который приехал в Кострому.
А. М. А при советской власти никто не приезжал?
Б. К. При советской власти? Да, никто. Косыгин приезжал, а так из больших людей, руководителей ЦК, правительства, никого не было. Только Косыгин Алексей Николаевич. Поэтому для нас, конечно, это было и знаменательно, и величественно. В части подготовки визита, я знаю, решались вопросы, куда Борису Николаевичу ехать. Он ещё не был в Костроме, да и вроде поближе к Москве. Были определённые проблемы у него со здоровьем. Поэтому приехали в Кострому. Мы были рады, естественно. Готовилось к этому визиту руководство области, тогда её Виктор Андреевич Шершунов возглавлял. Город готовился.
Но так получилось, что для меня главной задачей было решить вопросы по снятию оплаты кредита по Международному банку за знаменитые автобусы «мерседесы», а также по подготовке к 850-летию города Костромы. Честно говоря, я хотел восстановить памятник царю Михаилу Фёдоровичу и Ивану Сусанину. И для этого на площади, на «Сковородке», мы тогда выставили хранившийся долгие годы камень, столб. Я думал, что Бориса Николаевича подведу, покажу — вот так всё и будет. Знаете, наивно думал об этом. Команда была такая, что Борису Николаевичу подниматься не выше трёх ступенек. Программа была составлена только на один день. Я присутствовал на всех мероприятиях, кроме одного — когда Виктор Андреевич Шершунов встречался с ним с глазу на глаз.
Хочу сказать, что мне понравилось отношение Бориса Николаевича поездке. Жизнерадостный, целеустремлённый, обаятельный, коммуникабельный, с народом встречался, привлекательно смотрелся. Ну и, честно говоря, радостно было смотреть, как люди встречали нашего первого президента России.
В аэропорту мы встретились, всех представили, большая делегация была, руководство области, города, силовых структур. Ельцин тут же подошёл к прессе, вопросы задавали различные. Потом поехали в Кострому. А незадолго перед этим Ястржембский как раз проехал, увидел людей у Вечного огня, у нас какое-то мероприятие там было, всё-таки День Победы, и сказал, что обязательно надо подъехать. И мы буквально где-то на минут 15–20 остановились. Этого не было в программе, но очень по-доброму его встретили люди.
Затем была поездка на Большую костромскую мануфактуру, в Сельхозакадемию, были в Караваеве. Для меня, конечно, самой запоминающейся была именно эта встреча, завершающая. О ней нигде не писали, но для меня она была и чисто психологически важна… Виктор Андреевич — допустим, нехорошо говорить о бывших, кто ушёл из жизни, но всё-таки… — многое он из плана посещений исключил: это отложить по городу, это не будем… Знаете, у меня трепет какой-то в душе. И когда мы сидели за круглым столом на Козловых горах, мне дали слово. Я поблагодарил за визит, за то, что Борис Николаевич к нам приехал. И сказал, что хотелось бы несколько вопросов Борису Николаевичу задать, некоторые вопросы с его помощью решить. Это я по снятию платы за кредит в Международном банке. Помните, эту историю? Доллар был 6 рублей, потом стал 60. Естественно, у нас возможности платить уже не было. Затем по подготовке к 850-летию города хотелось бы решить вопрос, но и тут я, как мне потом сказали, «глупость совершил». Я попросил, чтобы Татьяна Дьяченко, его дочь, возглавила оргкомитет. Говорят, что он вообще терпеть этого не мог. Да, была такая ошибка. Но после визита решили, по крайней мере, вопрос по Пенсионному фонду, добавили деньги, однако, что для меня важно было, не решили всё-таки по снятию платы за автобусы, но Указ Президента по празднованию 850-летия Костромы Борис Николаевич подписал, хотя не в масштабе финансирования с российской стороны, но, по крайней мере, организационно под Указ Президента мы провели все мероприятия, связанные с этой датой. В общем-то, впечатление у меня было хорошее. По-разному, конечно, размышляют сейчас про Ельцина, не буду говорить, но я получил удовольствие от общения с ним. Я видел, что он великолепно соображает, правильно мыслит. Конечно, были очень впечатляющие моменты. Когда мы были в Караваеве, Борис Николаевич показал свои способности. С Кулишом беседовал, как специалист: спрашивал, сколько там миллиграмм этих удобрений… Я думал: откуда он знает? А он так чётко всё высказал. Я рядом с ним был, поэтому смотрел, удивлялся, радовался. После этой встречи я был в Кремле, встречался с Татьяной, дочерью Ельцина. Она попросила привезти сувениры для администрации. Хочу сказать, что моя супруга в тот период работала в Льнокомбинате имени Ленина, внешнеэкономическими связями занималась, и мы с ней на нашей машине прямо в Кремль подъехали, где располагалась администрация. Часть привезённых нами сувениров Татьяна Борисовна отобрала, заплатила за всё, и мы уехали обратно. Так что, последствия такие были.
Я считаю, что полезно было. Конечно, результат оказался, может быть, не такой, какой хотелось бы получить. Но сам приезд первого президента — это было хорошее событие для жизни Костромской области, а для города Костромы особенно, поскольку по области он никуда не ездил, всё крутилось вокруг наших объектов.
А. М. Спасибо. И сразу вас прошу рассказать про встречу с Геннадием Бурбулисом, о которой вы сейчас, до включения камеры, упомянули. Можете что-то вспомнить?
Б. К. Слушай, ну мы с ним повстречались где-то в администрации президента, на ходу. То есть никакого разговора не было, так что не могу. Ничего памятного от разговора не осталось. Это чисто случайно, чисто внешне.
А. М. Это в начале 90-х было?
Б. К. Да. В тот период времени демократии было, может быть, и больше. Первый раз в качестве главы администрации города Костромы я был утвержден Указом Президента Ельцина. Всех глав столичных городов после путча утверждали указами президента. И у нас были удостоверения, подписанные лично Ельциным. Мы с ними ходили куда угодно: в правительство, в Кремль, в Думу, никаких пропусков не надо выписывать, идёшь, как свой сотрудник. Поэтому, когда, допустим, Хасбулатов был, мы ходили к Хасбулатову. Я помню такой момент: как мэр я пришёл к Хасбулатову вместе с нашим, покойным теперь, депутатом Ерёминым Альвином Евстафьевичем, организовавшим эту встречу. Пришли мы как раз по вопросу подготовки к фестивалю «Вехи», проведённому в 1993 году. Хасбулатов принял нас, но всё возмущался: «Что это такое? Что за династия Романовых? Откуда у вас?» Но хочу сказать, что выделил нам 100 миллионов рублей. Хасбулатов подписал. Я не помню, где-то у меня было интервью, корреспонденты спрашивали меня, куда деньги ушли. Куда ушли? Зарплату выплатили, светильники купили… Но самое интересное, что дали в долг областной администрации. Вот такие моменты были.
А. М. То есть деньги давали не в областную администрацию, а сразу напрямую в город?
Б. К. Напрямую давали. Это всё потрясающе! У меня проблем не было. На машине в Кремль заезжал.
А. М. А как в администрации президента подбирали людей? Всё-таки это было время перехода от советской власти к новой России, и как-то находили людей и назначали мэрами городов. Наверное, какие-то взгляды у человека должны были проявляться, демократические…
Б. К. Хочу сказать, что с нами никто не согласовывал и нас никуда не приглашали. Мы работали при партии, под руководством партии, потом наступил переходный период. Видимо, какая-то информация была о тех, кто работал, но ещё не было возможности работать с кадрами, с их подготовкой, как это делается сейчас. Узнавали, наверное, как люди работают, и назначали. Естественно, всё равно спрашивали работников областной администрации. Сейчас, допустим, вызывают в администрацию. Помню, когда я участвовал в выборах, меня приглашали в администрацию президента, со мной беседовали, просили, чтобы я не участвовал в выборах: Шершунова будем поддерживать, Арбузова, а вы пока не участвуйте. Вот был такой момент. А в тот период такого вообще не было. Позвонили, попросили прийти в администрацию президента, на Старую площадь в Москве. Приезжаю: получите удостоверение главы администрации. Вот и всё.
А. М. А предварительно кто-то из них вам сказал, что хотят вас мэром сделать?
Б. К. Да ничего, никаких разговоров. Я был действующим мэром. Позвонили и сказали прийти, получается, за удостоверением — вот и всё. Потом, правда, ещё такой момент был. Как раз в это время мы создали Союз российских городов, и там общались друг с другом. На фоне этого общения некоторые наши ребята ушли в администрацию президента. И когда нужно было назначить кого-то, советовались, кого бы. Мы говорили, что желали бы вот такого. Был момент, когда формировали Государственную Думу первого созыва. Кто занимался вопросом её формированием? Администрация президента.
Мне предлагали, чтобы я шёл в Думу. Занимался Игорь Шабдурасулов. Он работал в администрации, он мне и позвонил. До этого он приезжал в город Кострому. Меня наградили орденом Трудового Красного Знамени, орденом Почёта. И мне предлагали, чтобы я вошёл в состав Думы. Вот такое формирование.
А. М. Но вы были членом Совета Федерации?
Б. К. Нет, сначала мне предлагали в Думу, то есть там без всяких выборов, просто вставили в список — и всё, работай. А в Совет Федерации уже выборы были. Это было в 1993 году, избирались члены Совета Федерации. У нас участвовали в выборах 8 кандидатов. Мы с Валерием Петровичем тогда прошли и три года были членами Совета Федерации первого созыва. Но там как было? Работали не на постоянной основе, а приезжали на период заседания, допустим, на неделю.
А. М. Как вообще вы вспоминаете сегодня эпоху 90-х?
Б. К. Посмотрите ещё материал, который я дал в фильм. Понимаете, я сейчас ощущаю много таких моментов, которые даже и не помню, и не знал.
Во-первых, у нас команда была, то есть люди были подобраны. Это я считаю самым главным. Видимо, Всевышний сказал, что эти люди должны были… Если бы кто-то один был. Прошу прощения, я сейчас смотрю, как наш губернатор Ситников Сергей Константинович работает — с ума сойти, понимаешь. Ходит по городу и указывает: тут ямка, здесь ямка, тут давайте, мост надо так сделать. У нас такого не было. Администрация области, надо отдать должное Валерию Петровичу Арбузову, не вмешивались в наши дела ребята, не было такого. Мы работали, планировали, они видели, что мы работаем. Да и не до этого, видимо, было, потому что в других районах положение было серьёзнее. Но мы работали. К сожалению, я даже не помню, что во многие моменты жизни происходило. Иногда люди начинают рассказывать, а я спрашиваю: слушай, неужели это было? Понимаете, сложнейшие были моменты, потому что мы не знали, куда идём, что будет. Никаких указов, постановлений, инструкций нет. Видимо, сыграло то, что мы всей командой, по существу, перешли в администрацию. Тех людей, которые в горкоме работали, мы тоже забрали, потому что они были хозяйственниками. У нас не было такого, что те надсмотрщики, а мы пашем. Допустим, сегодня есть глава города, а есть глава администрации. Я так и не пойму, кто из них командует, кто чем занимается. А у нас чётко было: глава города — это глава самоуправления. Он и отвечает в городе за всё. И все его заместители работали в этом же направлении. Люди, которые работали раньше в горкоме, брали, допустим, Валентина Зайцева, социальная служба. У меня и возможности такой не было. Гена Бабенко, допустим… Полностью занимался экономикой Миша, бывший секретарь горкома, он был заместителем по экономическим вопросам, по финансам. У этих людей, понимаете, был уже опыт. И связи были всё-таки хорошие: с советом ветеранов, с советами и с военными. И с силовыми структурами у нас контакты были. Не было такого, как сейчас: смотрю, прокуратура здесь проверила, там начинает проверку того и другого, понимаете?
Нам по многим вопросам те же руководители ФСБ, прокуратуры подсказывали: ребята, вот тут вы не так делаете. Не то что там «копали, надо наказать». Нет, совместно работали и совместно решали все вопросы. Допустим, замначальника УВД Николай Александрович Разин руководил в милиции общественной безопасностью, и мы договорились тогда просто у начальника, чтобы он был ответственным по городу Костроме. Или ФСБ, там много вопросов. Я пришёл к Владимиру Смирнову, обсудили, потом говорю: «Ребята, понимаю, что ситуация сложная, ошибку какую-то допустим. У нас просьба: давайте сделаем так, чтобы ваши люди как-то с нами работали». У меня в составе администрации работали два начальника отделов, которые были полковниками ФСБ, — нормально работали, не скрывали ничего, прозрачно всё. Были, конечно, и такие трудности, когда кому-то из вышестоящих начальников (не буду говорить кому) говорят: если бы на вас у меня было что-то, мы вас давно бы уже посадили. Хотя были и судебные дела. Помните, Ирина Владимировна на меня по фонду тогда подавала. Однако в девяностые годы всё же было какое-то такое единство — все понимали, что надо преодолеть трудный момент и искать пути, необходимые для развития города. А вот команда — это для меня, конечно, святое, и та команда, которая со мной работала, по многим вопросам просто вырабатывала решения: порой я даже не знал, как и решать. Но люди: «Вот мысли появились». — «О, смотрите, вроде бы здравая мысль, я бы до этого не додумался, поддержим». Вообще-то считали, что это я тут всё придумываю, ничего подобного.
А. М. Ну это я так понимаю: бывшая партноменклатура советская. Почти.
Б. К. Нет, не вся. Но, по крайней мере, по существу-то все были членами партии, некоторые — членами горкома, разных партийных структур.
А. М. В начале девяностых демократические движения много раз предлагали Ельцину провести люстрацию, отстранить всех бывших партработников от должностей во властных структурах. И сегодня мы уже от нового поколение молодых политиков слышим: «Жаль, что Ельцин люстрацию не провёл». А если бы провёл, получилось бы так работать?
Б. К. Ребята, я хочу спросить вас вот о чём: а как сейчас сегодня рождаются кадры, вы не задумывались? Посмотрите, кто сегодня у нас находится у власти. Ведь многие люди не прошли всего, что необходимо для того, чтобы командовать всем городом. Когда были горкомы и райкомы партии, был и отдел кадров, в котором вели реестр людей, проходивших определённые категории подготовки. Допустим, когда мне нужно было найти человека на определённую должность, я шёл в райком или горком партии: ребята, мне нужен такой-то специалист. Посмотрим, и смотрели: производственник, хорошую школу прошёл. Ну давайте так смотреть: допустим, Михаил Александрович Смирнов был секретарём горкома партии по промышленности и строительству. А начинал-то где? На производстве, на заводе «Рабочий металлист». Эти ребята прошли всю цепочку: мастер производства, начальник цеха, и уже потом — партийные дела. Кроме того, в городе он всё знает, и его все знают. Если бы так — раз отрезали и выбросили… Слушайте, ребята, это сейчас он так приходит. Давайте так: Ирина Переверзева пришла. Извините, так нехорошо говорить, но я сам видел: урвать это, урвать то, там кого-то поставить, какие-то авантюры сделать — вот результаты по многим вопросам. А коммуналка? Я, допустим, пришёл на должность старшего инженера горкомхоза, а перед этим на заводе поработал, не один год на водоканале, весь коллектив знал, только после этого стал старшим инженером. Потом назначили главным инженером, а затем и начальником горкомхоза. Я весь город знал, все подземные сети, знал что где пересекается. А потом — первый заместитель председателя исполкома по строительству, со всеми руководителями всех строительных организаций имел контакты в центре Москве. Конечно, было легче работать: и тебя знают, уважают, и ты знаешь. Вот сейчас где-нибудь есть какой-нибудь Совет директоров? Да нету. Думаете руководители знают всех директоров? Да не знают, а мы всех же директоров знали, мы раз в месяц все собирались, чтобы обсудить дела, и их рекомендации использовали. Мы на этих заседаниях бывали. Понимаете, это, конечно, дорогого стоит.
А. М. Я иногда вспоминаю 1990-е годы, и в моей семье было такое ощущение, что мэр Костромы — крепкий хозяйственник и что город находится в надёжных руках. Поэтому у меня все родственники всегда голосовали за вас. И когда вы в губернаторы баллотировались — тоже.
Скажите всё-таки, когда был переходный период, вы говорите, что остались люди оттуда, из советского периода, и продолжали работать, а были ли какие-то идеологические противоречия, замечали ли сотрудники администрации, что не то что-то происходит? Например, мы привыкли так жить, а сейчас нас просят по-новому жить. Было ли такое ощущение в девяностые годы?
Б. К. В тот период времени абсолютно не было. Как работали, так и работали. Так же, как работники партии раньше работали сами, хочу сказать, ещё раз подчеркнуть, они работали в связке с нами. Я больше всех, скажем, со строительным отделом работал. Мы никогда антагонизмом не занимались: кто там начальник, кто подчиненный — понимаете? Вместе сидели, обсуждали вопросы. Получение задвижек, других материальные ресурсов — это всё вместе решали. Кому-то надо позвонить, а я, допустим, не могу, так они через свои партийные органы звонили. Понимаете, вот так это было, то есть в тот период времени мы, по существу, работали единой командой, не было никакого разделения даже в тот период времени. Может быть, на линии обкома проявлялось, а вот на уровне города я этого не чувствовал. У меня были контакты с Николаем Степановичем Тихомировым, первым секретарём. Как только он ушёл, когда ликвидировали партийные органы, я сделал всё, чтобы тут же взять его советником к себе, то есть первый секретарь был у меня советником. Мы создали Совет бывших партийных работников, а потом попросили, чтобы они взяли в этот Совет и наших, из администрации. Мы до сих пор встречаемся два раза в год со всеми бывшими партийными и советскими работниками, вот так получается.
А. М. В оппозиции были только бабушки и дедушки из КПРФ?
Б. К. Я хочу сказать, что и с КПРФ мы нормально работали. Если бы у нас не было нормальных контактов с Советом ветеранов, значит, с КПРФ не было бы. Кто у нас там был тогда? Мы с Валерием Петровичем Ижицким нормально с ними работали. Когда возникали спорные вопросы, мы всегда, прежде чем куда-то их выносить, приглашали к себе Совет ветеранов и с ними обсуждали. Тогда его председателем был генерал Лебедев Евгений Яковлевич, потом Полковников Михаил Михайлович. Понимаешь, там же много всяких вопросов было? Мы с ними всегда эти вопросы обговаривали заранее, даже когда забастовки были всякие, эти «пустые кастрюли»… Обязательные контакты были у нас и с учителями, с профсоюзом учителей. У нас с ними всегда были хорошие отношения. Мы ведь понимаем, что не можем ничего сделать, но надо что-то решать. И что-то, конечно, решали. Мы даже давали бесплатные квартиры учителям и врачам из нашего бюджета. Как-то тут недавно я встретил бывшего начальника областного профсоюза учителей Георгия Георгиевича Криницина. Он подошёл, говорит: «Борис Константинович, спасибо вам за те годы. Вы так нам помогли, когда давали квартиры». Профсоюз же видимость создавал, что они занимаются, квартиры выбивают, а мы их поддерживали. Понимаете, взаимность такая была: понимали ситуацию.
А. М. А где деньги находили?
Б. К. Вы обратили внимание? Есть сейчас там бесплатные квартиры?
А. М. Нет. Об этом и речь, что денег сейчас больше, а квартир не дают.
Б. К. Верно. Да, хочу сказать, что, во-первых, у нас в горисполкоме был отдел капитального строительства и мы мобилизовали деньги министерств и ведомств, выданные предприятиям, которые не могли выступать заказчиками согласно каким-то положениям. Но разрешалось аккумулировать эти деньги через органы местной власти. И мы аккумулировали деньги от всех промышленных предприятий (у них были свои отделы капитального строительства), становились заказчиками и из 100% квартир, которые получали в построенных домах, до 80% отдавали врачам, учителям, а также отселяемым при сносе ветхого жилья и освобождении площадок под строительство. Но самое интересное, ещё давали квартиры уволенным в запас, которых должны были обеспечивать жилплощадью министерство обороны и правительство. Прокуратура нам в этом иногда, конечно, здорово «помогала» в кавычках. Писала предписание: «Уважаемый мэр, мы можем вас наказать за то, что вы не выполняете законы о демобилизованных…», то есть в течение трёх месяцев мы должны были предоставить им квартиры, а нам никто деньги не давал.
Сейчас там всё вроде бы нормально идёт. А раньше такого не было. Вот только за счёт этого и строили. А ещё у нас было так. ДСК работает, они нам тоже должны отдать проценты от своих квартир, которые сдают. Но мы не брали у них квартиры, а за счёт этого они нам делали, допустим, пристройки к школам — 27-й и 26-й, спортзал «Строммашины», вообще разваленный… И всё это они нам вроде как бесплатно делали. Ну, бесплатно — знаете, как бывает, то есть за счёт таких средств, причём профсоюзы нас поддерживали. Помню Сидоров был председателем обкома профсоюза, они на своём заседании поддержали, что 20% квартир, которые мы получаем, направить на отселение людей из сносимого ветхого жилья.
А. М. Борис Константинович, хочу спросить ещё про визит Юрия Лужкова в Кострому. Это был просто визит вежливости или уже подготовка к выборам. У него ведь был тогда избирательный блок «Отечество — вся Россия».
Б. К. Слушайте, насчёт выборов я как бы даже не ощущал, просто плановая поездка, тем более заместителем Лужкова был наш костромич из Сусанина Валерий Павлинович Шанцев. У нас были хорошие отношения. А в планах мэрии Лужкова, может быть, так и было. По крайней мере, программа шикарная была. Понаехало артистов, на стадионе «Спартак» такое шоу устроили — танцевали, пели, концерты давали великолепные. Была здесь же сделана и потрясающая выставка техники. Ещё они взялись построить нам школу для детей с нарушением опорно-двигательного аппарата. Кстати, из-за этого я разругался и с Юрием Фёдоровичем, и с Шершуновым. Я говорил: «Надо больше денег-то просить, мы же не достроим». Как сейчас помню, на это 100 миллионов вроде бы выделили, но в результате только коробку построили, даже крыши не сделали. Столько лет этот недострой простоял, сейчас его разрушили полностью и что-то новое построили. Но в целом хорошие контакты и встречи были, нормальные. Кстати, если нужно, я вам всё это могу показать, у меня весь фоторяд есть.
А. М. То есть вы вообще были вне политики — внепартийный, просто хозяйственник?
Б. К. Нет, я был в партии, это само собой, членом бюро обкома и горкома был.
А. М. Нет. Это тогда, при советской власти.
Б. К. Уже потом? Нет, нигде. Потом в «Единой России», когда её создали. Хочу ещё сказать, что я был в составе первого комитета или группы, которая выдвигала Путина кандидатом в президенты. А ещё в Царицино мы собирались, хорошие контакты поддерживали с Российским союзом ветеранов Афганистана, знаком был с Францем Адамовичем Клинцевичем. Потом уже в «Единой России» был, как мэра меня приглашали на все мероприятия, я ходил, помещение им дал на Нижней Дебре. А когда я уже не стал мэром-то города Костромы, то меня что-то и не приглашают никуда, взносы никуда не платим, хотя новую карточку нового созыва получил. Но, конечно, самое интересное было, когда Ирина Владимировна подала на меня в суд и в прокуратуру за то, что я фонд «Содействия развитию Костромы» якобы прибрал в собственность. Ну и полгода я был на скамье подсудимых. Сидел и думал, наблюдая за всем, что происходило: за что вот так? Потом, правда, прокуратура сама всё и отменила, потому что поняла, что там ничего нет. Но самое-то интересное, что я вспоминаю, это как раз про партию. Что она бы делала? Меня пригласили бы на бюро горкома, партийная комиссия разобрала бы моё поведение: почему, за что? Разобрались бы, выговор, допустим, дали бы с занесением… А эти — «Единая Россия» — вообще никакого интереса. А ведь тут же вся эта история появилась в прессе, что один из коррупционеров — бывший мэр города Костромы Коробов. Слушайте, ребята, я сказал, что больше туда не пойду. Кстати, меня не исключили, никакого такого решения не было, у меня билет сохранился. Об этом, кстати, я впервые сейчас вам говорю. Вот это и есть отношение к людям, понимаете ли. Кроме того, я наблюдаю, как многие депутаты сегодня пришли к власти, и знаю, как всё это произошло, видел, когда покупали места в списках. Ну мне противно это дело.
А. М. Не могу вас не спросить о противостоянии мэра и губернатора в девяностые годы. Оно ощущалось, по крайней мере — в прессе. Об этом писали. Противостояние «Коробов – Шершунов» на самом деле было?
Б. К. Коробов – Шершунов? Да, причём серьёзное было противостояние. Во-первых, по той причине, что вся команда ушла туда. Многие даже как бы обиделись, что я их чуть ли не выгнал. Хотя я знал, кто такой Шершунов. Понимал, что всё он будет делать один, но ему нужна поддержка. Думаю, поэтому ушли туда Галина Короваева и мои заместители Юрий Фёдорович Цикунов и Игорь Витальевич Солонников. Ну и хорошо, нормально, пусть работают.
Понимаете, в нашей работе тогда возник один очень сложный момент: приёмка городом ведомственного жилья и детских садиков — всё это было на содержании у предприятий. В девяностые годы решали вопрос, как освободить предприятия и организации от несвойственных им платежей по содержанию объектов социальной сферы. И когда только начинали говорить о том, что надо принимать жильё и детские сады от предприятий, то обещали, что тот, кто примет, будет получать определённые средства из федерального бюджета. В результате Кострома — «впереди паровоза»: город принял всё. Большинство жилья, социальные объекты, детские садики — всё это уже на нашем содержании, а денег-то нам никто не выделяет. И тогда обращаемся в область раз, обращаемся два – тишина. Пишу: дайте мне право получить эти деньги в правительстве. И получаю письма: сначала от Шершунова, потом — от Цикунова и Солонникова, что городу разрешается заняться получением средств, которые будут переданы на приёмку жилья. Я по несколько раз в неделю ездил в Москву, в результате пробил постановление Черномырдина о выделении городу Костроме 260 миллионов рублей в качестве компенсации. Тогда не было живых денег — значит, взаимозачётами. А к этому времени мы уже обновили весь парк «Скорой помощи», поменяли светильники по всему городу, благоустроили Черноречье. То есть по плану у нас уже всё сделано. В общем, в результате мы деньги получили, но всего 10 миллионов руб. Ну, как тут не спорить?
Или такие моменты были. Представляете, где улицы Подлипаева и Советская? От Подлипаева с левой стороны расширено всё, красиво дома стоят. Видели? А раньше было как будто горлышко напротив воды, и стояло красное здание комендатуры, дальше внизу — казармы, а нам надо расширять. Решили вопрос выселения городской прокуратуры из комендатуры. На улице Кузнецкой, где она сейчас стоит и где налоговая, — это нам военные передали. Мы туда переселили прокуратуру и начали уже сносить это здание и казармы. И вот, как сейчас помню, сидим мы на пасху у Владыки на Музейном переулке, и вдруг Шершунов встаёт и говорит: «Вот, Владыка, вам подарок», — и даёт ему постановление. Владыка: «Ой, спасибо». Я спрашиваю: «Что хоть там? Интересно»… И мне читают: передать безвозмездно епархии вот это здание, которое мы должны завтра снести для того, чтобы расширить улицу. Как это? Я чуть было не взорвался. Вот такие моменты. В результате мы с Владыкой встретились и договорились, что я предоставляю епархии 10 квартир. Конечно, обидно. Вот из таких вещей противостояние складывалось, а так..
А. М. А какую цель преследовал губернатор?
Б. К. Слушай, спроси что-нибудь попроще. Много там было, наверное, целей.
А. М. Он вам что-то предлагал? Условно говоря, уйти, например.
Б. К. Да ничего не предлагал. Хотя, по крайней мере, он меня к себе на работу взял — заместителем, с тем чтобы поставить своего человека здесь, в городе Костроме. Это был Ситников — тот, который сейчас в Думе, но он проиграл Переверзевой. Всё. Потом уголовное дело… Он сказал: «Борис Константинович, уходите, и дело прекратиться». Я ушёл, и дело началось. Ну, как говорят, про того, кого нет, — ничего.
А. М. Но это же — правда, история.
Б. К. Люди меняются. Конечно, он был нам благодарен, что мы помогли ему первые выборы выиграть. Как помогли? Просто Валерий Петрович Арбузов проиграл. Я бы мог спокойно пройти, даже вопросов бы не было. Но меня пригласили в администрацию президента, сказали: «Борис Константинович, у нас к вам есть просьба. Мы будем поддерживать Валерия Петровича, поэтому вам пока ещё баллотироваться не надо, попозже немножко». Я подумал, ну чего я буду против администрации президента, и не пошёл. Шершунов тогда сказал: «А я пойду». Ну что ж, ему не запретишь. Может быть, поэтому Валерий Петрович до сих пор на нас дуется. Арбузов…
А. М. А чем администрации президента был дорог Арбузов, зачем они его?
Б. К. Слушай, у них там как бы свои отношения, я в них не вникал. Опытный, давно работает, имеет определённые контакты, имидж какой-то созревший, но они не понимали в тот период, что значит и Валерий Петрович. Извиняюсь, но тогда любой бы выиграл. Вот какая-нибудь Мария Ивановна пошла бы баллотироваться, то есть тогда голосовали против действующей власти. Вот такая ситуация.
А. М. Вас же избрали на второй срок, мэром.
Б. К. Нет, это как бы другие вещи. Просто именно в тот момент, когда Валерий Петрович избирался, так сложилось. А ещё я хочу сказать, что контакты у нас с Валерием Петровичем были нормальные, он всегда нас поддерживал. Вот Виктор Андреевич поддерживал меня тогда, когда был Советский Союз, и я получил орден Трудового Красного Знамени, подписанный Брежневым. А когда Валерий Петрович был губернатором, из мэров я стал единственным награждённым, и это его заслуга, он меня рекомендовал, так что у нас по-разному было.
А. М. Что вы получили?
Б. К. Орден Почёта, это уже новая власть подписала.
А. М. Ещё у вас благодарность от Ельцина.
Б. К. Это уже Ельцин, да. Я хочу ещё раз сказать, что мы нормально работали, были, конечно, спорные моменты. То есть ничего личного в этом нет, личные взаимоотношения у нас были нормальными. Но когда власти мы можем столько-то, а у нас отбирают, то хотелось бы получить своё. Это, наверное, естественно, но никакой неприязни, я считаю, у нас не было.
А. М. Почему же он не поддержал вас на следующих выборах мэра Костромы? Говорите, Ситникова.
Б. К. Я ушёл к нему.
А. М. Сами?
Б. К. Нет, он меня пригласил к себе работать заместителем губернатора — начальником департамента культуры, такое совмещение было единственным в структуре. Ничего, всё бывает в жизни.
А. М. Вообще такой бурлящей была эпоха 90-х. Случалось ли в городе какое-то социальное напряжение: митинги протесты, стычки и так далее? Как это удавалось гасить? Было ли такое вообще?
Б. К. Ой, да ты что? «Было ли вообще» — это вопрос очень интересный. Да, конечно. Социальные проблемы и протесты — каждый день что-нибудь было. Постоянно. Жили, как на пороховой бочке. Помните «пустые кастрюли»? Слышали, наверно, когда меня под ручки и перекрыли мост. Или ПТП 3, когда мы решали вопрос создания ПТП 4, были проблемы с транспортом, а мы тут своё решаем, а там не решили. Как сейчас помню, до сих пор в глазах стоит. ПТП 3, второй этаж, коридор, а за спиной стеклянная витрина во всю эту стену, по коридору на меня толпа идёт, надвигается. Думаю, только прыгать остаётся и всё, упаду сейчас и разобьюсь. Были сплошь и рядом такие моменты. Но самое главное, я никогда не боялся идти и разговаривать с людьми, потому что у нас люди хорошие, понимающие. Покричат, пошумят, конечно, но как-то удавалось с ними договориться. Посмотрите этот фильм, там увидите, как машут руками, кажется, вот-вот сейчас изобьют. Но по-хорошему говоришь, рассказываешь о трудностях. Были, конечно, и такие моменты, когда все — и город, и область — вышли на улицы, вплоть до того, что мы говорили: давайте сами пойдём вместе с протестующими.
А. М. Было такое?
Б. К. Ну чего уж там, если не знаешь, что делать? Никогда не забуду, что у нас было, когда ГКЧП начал путч.
А. М. Это 1991год.
Б. К. Договариваюсь с Ворониным, председателем Думы: «Давай так, я занимаюсь хозяйством, ты занимайся политикой», потому что мало ли что случится, потом не отвертишься. Мы выступали по телевидению, и там всё записывалось. На второй день событий в 9 утра началось заседание областной Думы, как раз Литвинов тут был. Мы выступили против ГКЧП. Правда, областную власть, начальство, не могли найти два дня. Тогда пошли в горком партии для того, вроде бы, чтобы там знамя снять, а знамени уже нет. Мы там всё убрали и закрыли полностью. На площади шёл митинг, на нём приняли решение: Коробова снять с работы за то, что он поддерживал ГКЧП. Ну хорошо, я написал заявление: «Прошу меня освободить от должности в связи…». Мне все говорят: да фигня какая-то. Я говорю: нет, ребята, давайте всё сделаем, как полагается. И для того чтобы продлить мои полномочия, я требую собрание органов местного самоуправления. Тогда у нас было четыре Думы — городская и районные. И вот общее собрание в горкоме партии: в общем, мы ничего не говорили, поставили телевизор и показали, что мы делали в эти дни. Никаких выступлений, так голосуем. Когда голосовали за то, чтобы продлить полномочия, только один голос был против, из Волгореченска, остальные 99,9% — за. Вроде бы что-то типа шоу, но всё серьёзно. Нас даже как бы спасали такие моменты, когда не знаешь, как быть, но надо снять какое то напряжение. Сейчас иногда смотрю и смеюсь: ну и дурак же я был. И ничего, люди верили.
Допустим, задержка выплаты пенсий, надо как-то людей успокоить. Я взбесился, выступаю и говорю: «Принимаем решение: перечисления в федеральный бюджет с сегодняшнего дня прекратить до тех пор, пока все пенсионеры не получат пенсии». Как я мог прекратить? Это же физически невозможно. Но пресса, по крайней мере, тут же подхватила, народ говорит: видите, принимают какие меры. Такие моменты спасали положение. Хотя и подлянки были. Никогда не забуду, когда ещё горком был, а я уже стал мэром, меня Николай Степанович пригласил и говорит: «Имей в виду, ты должен начинать день с Комбината Ленина, то есть с магазина у БКЛМ. Там рабочие. Не дай бог, в магазине молока или чего-то ещё не будет». Всё, я так и делал. Когда уже голодуха пошла, цены начали подниматься, я должен был выступать на комбинате Ленина. А там тоже на что-то подняли цены, на макароны или что-то такое, не помню. Но буквально за день перед этим на комбинате выступал какой-то член правительства, который снабжением вроде бы занимался. Он сказал, что это всё будет, цены поднимутся. А я выступаю и говорю, что дефицита и роста цен не будет, всё будет нормально, а на другой день — ба-бах — всё наоборот. Представляете, каково было там, народ тут же поднялся: «Коробов нас обманывает». Попробуй тут оправдаться. Мы много писем писали: и Черномырдину, и Сосковцу по электроэнергии, по взаимозачётам, но результат был нулевой. По крайней мере, мы публиковали всё это в «Костромских ведомостях». Для людей это сигналом было, что работаем. Да и в самом деле работали, искали какие-то пути, но не все они срабатывали. Хотя в результате какое-то доверие среди людей всё же было.
А. М. Как вы полагаете, в нашу эпоху, в которую сейчас мы живём, проще управлять городом?
Б. К. Знаете, трудности всегда были, есть и будут, но разница, конечно, есть. Честно говоря, я благодарен сегодня Путину, команде правительства, например, за то, что мы в своё время ездили в Японию. За счёт чего? За счёт программ. Учились, как строят там дороги, путепроводы, развязки. Я тогда думал: вот это — вещи, почему мы-то этого не делаем? А сейчас посмотрите, обратили внимание? Откуда-то деньги появились. Они раньше ведь были, только мы их не видели, то есть у нас не было в тот период времени такого изобилия средств, для того чтобы мы могли строить дороги, развивать путепроводы. Нехорошо, конечно, хвастаться, но, по крайней мере, путепроводы есть и на Советской, и в Черноречье. Мы строили их сами, привлекая только Мостотряд № 6. Дороги строили: окружная дорога, Индустриальная от Кинешемки и до Фанерника, до Галичской — это мы делали своими силами и за счёт своих средств. А средства были на капитальный ремонт, текущее содержание и внелимитные. Что такое внелимитные средства? Это деньги, которые не обеспечены материалами. Мы добывали щебень, битум, сделали битум из гудрона. А сегодня вопрос, как освоить деньги, а материалы вот: бордюр, асфальт, плитку делаем. Это великолепно, конечно. Трубы меняют, путепроводы ремонтируют, а мы всё это делали за счёт своих каких-то ресурсов.
Сейчас даже сложно всё освоить: заранее всё подготовить, наладить взаимоотношения, но обидно, что сегодня система такая — где-то, может быть, уплывает. Спасибо, конечно, молодцы: путепроводы на Советской сделали, в Черноречье отремонтировали. А кто ремонтировал? Мостотряд, работники областного дорожного управления, а раньше все дороги делало дорожно-строительное управление города Костромы. Теперь кто только ни приезжает. Сегодня Уфа приехала ремонтировать тепловые сети — ну это полный маразм. Должны свои структуры работать, надо делать положение о выборе тех, кто у нас здесь работает, чтобы не так: иди там людей найди, из Уфы привези сюда. Тогда, понимаете, всё делали своими силами и развивали своё производство. К сожалению, сегодня, хотя это, может, и не вина нашей власти, придумали эти дурацкие конкурсы проводить. Чем дешевле, тем лучше. Да ничего подобного. Чем дешевле, тем хуже. За счёт тех денег, которые выделяют, надо развивать своё производство. Поэтому трудности в каждое время свои.
А. М. А как вы оцениваете процесс приватизации именно в Костроме, в Костромской области?
Б. К. Да как? Начинали, когда вообще ничего ещё не было, никаких частных предприятий. Первым приватизировали завод металлоизделий. Было государственное предприятие, приватизировал коллектив — первый в городе, номер один получил. Сами стали работать, сами о себе думать, производство расширилось и процесс пошёл положительно, это нормально. Обидно, конечно, по большому счёту, что за копейки отдавали предприятия. Допустим, мы подписывали: комбинат Ленина разрешить за счёт собственных средств, своими силами приватизировать, хорошо. Но весь коллектив, может быть, и не получил блага, определённая группа получила. Также и по другим объектам. А в принципе, есть хозяин — это хорошо. И надо, чтобы хозяева развивались. Жалко, конечно, что многие предприятия индустрии, энергетики, социалка уходят в частные руки, но это другой вопрос. И что сегодня с больницами, с их обеспечением? Хорошо, допустим, что есть платные, но сейчас многие люди не могут даже получить свои анализы.
А. М. Так это государственные поликлиники и больницы, они не приватизированы и продолжают находиться в собственности государства.
Б. К. Не все же. Сколько частных появилось? Но в принципе я считаю, что это нормальный процесс, как во всём мире — так и идёт. А мы учились, когда только начинали это делать. Потом уже законы появлялись, мы вместе с правительством работали над ними. У нас ассоциация была создана для разработки законов, принципов приватизации, но ошибок, конечно, всегда много было. Да и местным органам власти было сложно всё содержать. Хотя что-то надо было и оставлять — детские садики, побольше больниц, — чтобы всё это своё государство поддерживало. Если бы в тот период времени нас поддерживали так, как сейчас правительство это делает (посмотрите, какие школы строят, больницы, оборудование дают), неужели бы местные органы власти сказали: нет, ребята, нам это надо отдать. Да нет, в жизнь бы не отдали. А тогда не было возможности всё это содержать, профинансировать, поэтому и проходил процесс приватизации.
А. М. Не знаю были ли вы в Ельцин Центре, в Екатеринбурге. Мы слышим многие голоса разных политиков, оппозиционных или не оппозиционных, они кричат: «Давайте закроем Ельцин Центр. Да зачем это всё вспоминать, эту эпоху». А вы как считаете, эту эпоху нужно помнить?
Б. К. Я считаю, что эту эпоху ещё долго будут помнить и долго будут изучать. Вот я сейчас заканчиваю шестой том книги «Костромичи. взгляд через столетие», как раз о 1991–2000 годах. А ведь мы уже сделали ещё одну книгу: «Кострома в вихрях перемен». Поднимите-ка литературу, найдите, что пишут о тех годах. Да и литературы ещё нет, не изучены все эти процессы. А их надо обязательно изучать, чтобы этих ошибок не было в будущем. Вот сейчас я смотрю и любуюсь. Ну Путин уже вне конкуренции. Я доволен, что сегодня Мишустин возглавляет правительство. Команда, видно. Невероятные усилия ребята прилагают, молодцы. То есть память об этой эпохе надо сохранить, чтобы не повторили уроки девяностых годов, чтобы не допустить такого развала, какой в тот период был. Не дай Бог. Я сам, мэр города, ходил тогда в магазин с народным названием «живые и мёртвые», чтобы взять там колбаски и домой принести. Смотрите сейчас что делается в магазинах. Все удивляются, как сохраняется полное изобилие, ведь непросто добиться, чтобы весь год были свежие овощи. Зайдите на базар, посмотрите, сколько ягод, клубники — изобилие! Горами лежит. Всё же есть.
А. М. Да, но запуск рыночным реформам был дан как раз в 1991 году.
Б. К. Ну конечно. Я о чём говорю? Ну дан, но не повторять же того, что было ещё тогда.
А. М. Как Советский Союз обанкротился — вот это тоже.
Б. К. Ребята, это же опять роль лидеров. Что такое партия? Я считаю, что в ней были честные, порядочные люди, великолепные, до сих пор с уважением к ним отношусь. Но были лидеры, которые, к сожалению всё развалили. А так, люди порядочные шли в партию. Я сам тоже был в партии. Когда сказали, что к 2000 году все будут жить в квартирах, мы разрабатывали для этого проектную документацию. И жили бы, если бы всё так продолжалось.
А. М. Всё-таки в советский период или в другое время замечали вы когда-нибудь, что лояльным отдавалось предпочтение чаще, чем умным и креативным?
Б. К. Слушай, во многие вопросы, честно говоря, я не вникал: кто лояльный, кто там ещё чего. Открыто говорю: мы пахали и многие моменты просто не замечали, не видели, не обращали внимания. Когда люди начинают копаться во всяких партиях, течениях, я не понимаю, я до сих пор не могу разобраться, кто эсеры, кто консерваторы, где правые, а где левые. Мне по душе, чтобы люди были работающие, правильные, любили родину, свою работу и занимались конкретными делами, чтобы пахали во благо.
А. М. А вот советские диссиденты любили родину?
Б. К. Наверно, любили, но ведь по-всякому любят родину. Некоторые, считаю, как Навальный, допустим, царство ему небесное. Видел я, что он говорил, видел, что он ложь несёт. Недавно я был, кстати, на Кипре, четыре года не ездил туда в связи с пандемией. А тут всё-таки, думаю, надо, тем более что сын прислал приглашение. В общем, через Тбилиси полетели, там побыли, посмотрели. Я понимаю, что происходит там и у нас, я смотрю наши программы и немножко соображаю, анализирую. Смотрю то, что в других средствах массовой информации пишут и в зарубежных, а они смотрят там своё. И там даже «Вести». Ну, думаю, дай-ка я хоть «Вести» посмотрю. Вроде бы рамка наша, а такую лажу несут. Слушай, такое долбление людей невозможно. Терпеть не могу, когда между собой же и между нашими и всеми начинаются взаимоотношения, как в гражданскую войну. Здесь тоже бывают разные люди. Там я никого не знаю, смотрю и думаю: не видят жизни-то, что ли? Обязательно надо сказать плохое о той или другой жизни в нашем отечестве. Я критически к этому отношусь, я как бы патриот. Честно говоря, по многим моментам в тот период, в девяностые годы, у нас тоже некоторые оппозиционно высказывались — братья Орловы, например, если помнишь. Я прислушивался: лажу какую-то несут. Получалось, мы что-то делали так, а он рассказывая об этом наоборот — всё переворачивал, чтобы ему повыгоднее для себя как-то сказать. Думаю, мало было таких людей, которые несли всякую чушь, чтобы хоть чем-то себя выделить.
А. М. Сахаров на Съезде народных депутатов выступал, его захлопывали, затопывали. Это как? Как вы к этому относились? Как вы видели это?
Б. К. Нет, не видел и слышал, даже не знаю об этом.
А. М. Работали?
Б. К. Работал, работал и всё, не знаю. Когда у нас проходили первые митинги около ДК «Текстильщик», мне даже понравился один момент. Перед очередным митингом ко мне пришли мужики с завода автолиний, ребята директора. Слушай, говорят, что за бардак? Давайте мы свой митинг проведём. Мы решили, что раз у них в воскресенье, то мы в субботу проведём, всех этим запутали, многие не поняли куда идти. Но само интересное, что в воскресенье из Москвы на их митинг приехали какие-то люди, о которых ты говоришь, и начали выступать. Причём меня они сначала не пустили, заперли. Потом я им говорю: «Ребята, как-то вроде неудобно, я всё-таки мэр, вы будете там критиковать, я же должен что-то сказать». В результате где-то часа полтора они говорили всякую ерунду, а потом стали выдыхаться. Я решил провести эксперимент, вышел, говорю: «Тут многие ещё, чувствую, не выговорились, надо, наверное, продолжить наш разговор, я принял решение (а там же у нас постановление было, чтобы ни больше, ни меньше) и предлагаю на час продлить вашу работу. Все: «Ура!». Я говорю: «Пожалуйста, продолжайте», — и тут всё закончилось. Видимо, никто не знал, о чём выступать, не были подготовлены. Да и выдохлись уже все полностью. А если бы мысли были хорошие, говорили бы и говорили.
А. М. А приезд Валерии Новодворской в Кострому при вас был или нет? Её принимали, как раз на Советской.
Б. К. Не помню. Хочу сказать: ты такие вопросы начинаешь задавать, а я этими делами не интересовался. И на такие встречи не ходил, да особо-то и не приглашали. Надо отдать должное нашему любимому Владимиру Жириновскому, он приезжал, я его принимал. Вообще-то он три раза встречался со мной, у меня фотографии есть. Последний раз он пришёл, а мне в тот момент поддержка нужна была. помощь по транспорту, с просьбой о которой я к Ельцину обращался. В общем, три вопроса у меня было, я три раза встречался с Жириновским, разговаривал с ним о наших проблемах, и три раза одно и то же. Он красиво говорил, всё нормально, но ни одного вопроса не решил. И когда в четвёртый раз приезжал, я его не встретил, и он, видимо, решил мне отомстить. Выступая на площади, он 15 раз назвал мою фамилию, критиковал меня, за что — я не вникал, но сам факт интересен. Когда ему надо, то нормально, а когда что-то не так, то надо плохое сказать; а так, интересный, конечно, был человек.
Мы работали в контакте со всеми — и с либералами, и с Жириновским контакт был, со всеми партиями вообще всегда работали. Ну вот Коля Сорокин, допустим, что он тебя прислал. Я уважительно к нему относился, когда его избрали в Думу. Ещё до того как его исключили, я ему позвонил: «Коля, слушай я так рад, хоть ты будешь там возбудителем спокойствия, ты так мне надоедал в своё время, но мне нравилось». Понимаешь, мне нравится играть. Я смотрел, как он критикует — интересно, красиво. Многие ведь говорят просто не по делу. А что интересно, я его всегда поддерживал. Мне нравятся такие люди — нормальный, и позитива у него было всегда предостаточно. Как не поддерживать таких людей?
А. М. Спасибо, Борис Константинович. Спасибо.
